Это просто было не в его стиле.

— Или… Нав? — предположила она, — как сам город? Где я выросла. Куда, как ты чувствовал, тебя вело. Где мы встретились, и где мы влюбились, и где мы создали семью из наших друзей и ребенка из всего этого…

— Чертовски идеально, — согласился я, нежно обнимая ее, не желая сдавливать какие-либо больные места.

— Слышишь это, малыш? Наконец-то у тебя есть имя. Три дня спустя, — сказал Сайрус нашему сыну, который издал пронзительный крик. — Ну, я думаю, он хочет поесть, мама, — сказал он, отложил гитару, взял ребенка на руки и принес его к нам, прежде чем извиниться и выйти, чтобы Бетани могла немного побыть наедине, пока она помогала нашему сыну подкрепиться.

В ту секунду, когда он это сделал, она посмотрела на меня, ее рука потянулась к моей щеке. — Я люблю тебя.

Моя улыбка была теплой, зная, что независимо от того, сколько раз она говорила это после того, как мне практически пришлось вытягивать это из нее за шесть месяцев наших отношений, мне никогда не надоест это слышать, знать, что все ужасные дерьмовые вещи, через которые я прошел, которые я сделал в своей жизни, были именно тем, чему нужно было произойти и что я должен был сделать, потому что это привело меня к ней. И, приведя меня к ней, это привело нас обоих к Наву.

Моя рука двинулась вперед, поглаживая ее щеку сбоку, затем скользнула вниз по ямочке на подбородке. — Я люблю тебя.