"Остается шесть недель, чтобы разгадать эту головоломку», — думала Плам, барабаня пальцами по заляпанному краской столу в своей студии. Она ждала ответа из Британского института изобразительного искусства, куда позвонила сразу по возвращении из Парижа. Но тогда ей сказали, что госпожа Инид в индийском Раджастхане и прибудет десятого февраля. Плам выждала день после ее возвращения, чтобы дать знаменитой ученой разобраться с бумагами, накопившимися за время ее полуторамесячного отпуска, и позвонила.

— Доброе утро. — Голос у госпожи Инид оказался неожиданно низким, звучным и обольстительным. Плам вообразила себе молодую Инид — звезду любительского драматического кружка в колледже…

После того как она представилась и рассказала о своих поисках источника фальшивых картин, госпожа Инид произнесла задумчиво:

— Обычно, чтобы проверить картину, я советую обращаться непосредственно к заключениям в каталогах работ интересующего художника, они составляются на основе старинных подлинников. Однако в вашем случае это скорее всего бесполезно. Если фальсификатор имеет доступ к этим описаниям, он подлаживается под них. Конечно, — добавила она, — если бы сами картины оказались в Лондоне, мы бы смогли подвергнуть их научной проверке. Вы знакомы с методами такой проверки?

Она объяснила, что научные способы обнаружения подделки подобны тем, что применяются в судебно-медицинской экспертизе: фальсификатор выявляется точно так же, как и убийца.

Увеличение под сильным микроскопом позволяет разобраться в происхождении кракелюр… При ультрафиолетовом облучении некоторые химические вещества начинают светиться, обнаруживая тем самым фальшивую патину… Рентгеновская и инфракрасная рефлектография позволяет увидеть предварительные наброски и их изменения, сделанные художником, а отсутствие этого свидетельствует о подделке.

— А что может дать анализ красителей? — спросила Плам, стараясь не отставать от своей ученой собеседницы.

— Микрохимический анализ способен иногда доказать, что использованные пигменты были открыты позже того времени, когда создана картина. К примеру, первый синтетический пигмент — берлинская лазурь — появился в 1704 году, так что в картинах эпохи Возрождения его просто не может быть.

— Но современные пигменты на картинах могут появляться после реставрационных работ.

— Да. И научные методы не безупречны. Можно провести и ученых. Так, до сих пор на аукционах все еще продают краски, какими писали в восемнадцатом веке, реставраторы часто приобретают их.

— Так что если фальсификатору удастся раздобыть материалы, с которыми работали старые мастера, то его подделка может выдержать вашу научную проверку?

— Совершенно верно. Прогресс прогрессом, а самым мощным детектором продолжает оставаться система «человеческий мозг — глаз» плюс микроскоп. Так что нам лучше встретиться…

Через полчаса Плам нервно вела свой автомобиль на Джермин-стрит, где находилась галерея Джейми Лоримера. Ей надо было видеть Джейми, только что возвратившегося после зимнего отдыха в Мастике, потому что именно он вывел Синтию Блай на Малтби. Плам знала, что, если Бризу станет известно о ее визите, он сочтет это настоящим предательством, но она была слишком зла на него, чтобы обращать на это внимание. Она никак не могла понять, почему Джейми с Бризом ярые враги, хотя из светской хроники немало знала о Джейми. Американец с Западного побережья, его воспитывала бабушка по той причине, что мать постоянно плавала по морям любовных приключений. Бабушка, некогда богатая калифорнийская землевладелица, оплачивала его учебу в элитарном интернате в Оджай-Вэлли, где у каждого ребенка был свой тренер по конному спорту и свой психолог. Испанская кровь Джейми обусловила его буйный темперамент, по причине которого его партнеры по играм получали от него удары бейсбольной битой или бутылкой от кока-колы по голове.

Когда Джейми было тринадцать, его бабушке стало не по карману жить в огромном особняке в Бель-Эйр, и она переехала на квартиру в Сан-Франциско, забрав с собой коллекцию картин — сентиментальных пастушек школы Ватто, наивно полагая, что та скрасит ей старость.

В шестнадцатилетнем возрасте, после ссоры на теннисном корте, закончившейся сломанной ракеткой и «Скорой помощью» для его соперника, Джейми внезапно бросил школу. Бабушка поспешно определила его учеником к своему художественному маклеру в Лос-Анджелесе, чьи эстетические вкусы Джейми презирал настолько же, насколько восхищался его умением вести торговлю.

Джейми часто сопровождал босса в деловых поездках в Европу и в конце концов помог ему открыть галерею в Лондоне. Да не где-нибудь, а в таком престижном районе, как Мэйфер. Оставшись вести это дело, он быстро оброс клиентами, которых впоследствии, когда открыл свое собственное дело, перетянул к себе. Озадаченные лондонские дельцы, которых Джейми неизменно переигрывал на аукционах, не могли понять, откуда у него такие деньги.

В галерее Лоримера Плам направили через высоченные кремовые залы, мимо выставки гравюр Матисса, в подвальное помещение, где был кабинет Джейми. Шикарно отделанный и обставленный, он зиял голыми стенами, которые, естественно, были белыми. На полу же лежал непривычный для таких офисов оранжевый ковер с подпалинами. В ожидании гостей на нем стояли элегантно изогнутые стулья, сконструированные Томом Диксоном.

Джейми сидел за темным испанским антикварным столом в вычурном кресле, под стать тому, в котором папа римский сидит во время своих аудиенций. Джейми, разговаривавший по телефону, взмахнул рукой, указывая Плам на стул. Она присела на краешек металлического сиденья и принялась разглядывать хозяина. Джейми было около сорока. Высокий и худощавый, он, несмотря на строгий деловой костюм, производил впечатление самоуверенного и аморального типа, что притягивало Плам помимо ее воли.

Он быстро и раздраженно говорил с кем-то по-испански, и выражение его загорелого лица при этом менялось, как на сцене. Бросив наконец трубку, он устало улыбнулся Плам. Телефон зазвонил снова. На этот раз голос Джейми звучал спокойно и убедительно: