Что ещё? Что-то было. Не просто слово, что-то зримое и, опять же, фантастическое для земного мальчика Серёжи и вполне обычное для Кемрара Гели — инженера-пилота экспериментального…

Вот оно!

Конечно же!

Море на горизонте, сверкающее под солнцем. Только солнце не одно — их два. Первое, летнее, жаркое — высоко, чуть ли не в зените. И второе, медленно встающее над морем, вслед за первым, — маленькое, голубоватое, слепящее…

Система двойной звезды. Точно не Земля.

Кстати, о мальчике Серёже. Где он? То бишь, где его сознание? Здесь, в этом теле, только память и то кусками, а самого его нет. По крайней мере никто не требует освободить его голову, не бьётся в истерике и не трясётся от страха. Как уже было замечено, никакого раздвоения личности.

Так где же он, если я здесь?

На секунду я представил, как земной мальчик Серёжа открывает глаза и обнаруживает себя на другой планете в теле взрослого мужчины — инженера-пилота экспериментального звездолёта «Горное эхо» по имени Кемрар Гели. Н-да. Пожалуй, такого детская психика может и не выдержать. А может и выдержать — детская психика штука гибкая… Но всё равно — ужас.

«А твоя ситуация — не ужас?» — спросил я себя и тут же сам себе ответил: «Ты взрослый. А он ребёнок. Ему в тысячу раз хуже».

Конечно, если мы действительно поменялись сознаниями. Но может быть и совсем другой вариант. А именно: спасатели нашли на дне пропасти изуродованную машину и в ней мёртвое — мертвее не бывает — тело тридцатидвухлетнего инженера-пилота Кемрара Гели. Необратимая смерть мозга. Оживление невозможно. Медицина бессильна. Всё кончено.

— Серёжа, алё! Эй!

Голос Ильдара Хамзатовича возвращает меня в реальность. В эту реальность.

— Простите, задумался, — я улыбнулся.

— Задумался… Голова не болит, мыслитель?

— Вы уже спрашивали. Не болит.

— Кстати, о голове. Точнее, о твоих глазах. Ты же, вроде, очки носил?

— Э… ну да, носил, — не стал отрицать, хоть и не помнил этого.

— Близорукость, так?

Я молча кивнул головой.

— Сколько диоптрий было?

Вот же пристал…

«Минус пять на правом глазу и минус четыре с половиной на левом», всплыло в памяти.

— Минус пять на правом и четыре с половиной на левом.

— А сейчас?

— Что — сейчас?

— Очки же разбились? Мне тебя без очков доставили. Как ты видишь без них? Не похоже, что ты близорук, глаза не щуришь.

— И правда, — я сделал вид, что страшно удивлён. — Только сейчас понял, спасибо вам. Всё вижу! Отчётливо, как будто в очках! Надо же… — я покрутил головой, похлопал глазами. — Вижу!

Проверка зрения показала, что близорукость тоже прошла, словно её и не было. Более того, зрение стало таким, к какому я привык в прежнем теле — исключительно острым.

— Зрение — двести процентов, — сообщил врач-офтальмолог, которого звали Вячеслав Олегович. — Если не все триста. Большая редкость в наше время, между прочим. Встречается у кочевых народов, диких племён, горцев… Людей, далёких от цивилизации, в общем.

— Очередные чудеса, — пробурчал Алиев, когда я, не напрягаясь, назвал буквы в последней строчке проверочной таблицы. Сначала глядя правым глазом, затем — левым. — Может такое быть? Хотя бы теоретически?

— Теоретически… — Вячеслав Олегович покачал головой. — Я сам проверял зрение у этого молодого человека пару месяцев назад. Помнишь? — он посмотрел на меня.

Я не помнил, но утвердительно кивнул головой.

— Близорукость. Причём прогрессирующая. Хоть и медленно, но всё же. А тут… Нет, наверное, история медицины знает подобные случаи, но мне они не известны.

— Не мальчик, а какой-то сплошной феномен, — сказал начальник госпиталя. — Пять суток назад был на волосок от смерти и — на тебе. Полностью здоров. Ещё и близорукость исчезла. Такое впечатление, что организм нашёл и пустил в ход какие-то внутренние скрытые резервы. Причём такие, о которых мы можем только мечтать. Про механизм запуска этих резервов я и вовсе молчу — тайна за семью печатями.

— Ну… случаи спонтанного излечения от тяжелейших болезней известны, — осторожно сказал Вячеслав Олегович. — А наш мозг — это действительно тайна за семью печатями, и на что он способен, особенно в критических ситуациях…

— Ну да, ну да. Слепые прозревают, безногие ходят, мёртвые воскресают.

— Как хотите, — поднял руки офтальмолог. — Вы начальник — вам видней.

— Удобная позиция!

— А главное — безопасная.

— На опыты не пойду, — прервал я пикировку эскулапов. — Сразу предупреждаю. И вообще, хватит издеваться над ребёнком. Мой растущий и здоровый организм требует еды. Немедленно!

— Вячеслав Олегович, — обратился к офтальмологу хирург, — у тебя нет случаем какого-нибудь вкусного бутерброда? Я, конечно, могу его в нашу столовую отвести, но…