Пытаясь выбраться из-под гнёта обмякшего тела, выкрикивая обречённые мольбы о помощи, Алёна даже не заметила, как краски начали блекнуть, а её шею обвила гаррота.

В тёмном срубе пахло плесенью и сбором диких трав. С побитых грибком стен, чёрными провалами глазниц, кичась белёсой костью, на Ваню смотрели с полдюжины охотничьих трофеев: лисьи, медвежьи, оленьи черепа. На ветвистых рогах последнего висел кислотного цвета дождевик, явно выбивающийся из общей тлетворной цветовой гаммы

— Просто отмой её, — загудело сдавленным эхом в ушах приходящего в себя Вано. — Банок пустых у нас много, спасибо старухам с окрестных хуторов, храни Мать-Земля их белые кости. А зимы нынче долгие. Голодные, — надтреснутый голос перемежался слабыми всхлипами Алёны:

— За что вы так с нами? — причитала подвешенная за руки к матице студентка.

Голую девушку обтирала мокрой тряпкой мужеподобная смуглая женщина неопределённого возраста. Вода бурыми ручейками стекала по бёдрам Алёны, со звоном капала в металлический таз под ней. Узловатые руки незнакомки обтирали живот девушки, сгоняя капли влаги к лобку. Шершавая ладонь прошлась по внутренней части Алёнкиного бедра. Пальцы тут же стали липкими, алыми.

— У суки начались месячные! — рявкнула незнакомка лежащей в углу тёмной хижины дряхлой фигуре, укрытой толщей штопаных одеял.

Груда зашевелилась, издав протяжный гортанный стон:

— Корм…

Мужеподобная женщина принюхалась. Прильнула к Алёниному животу, где на месте шрама от операции по удалению аппендикса красовалась безвкусная татуировка в виде ножниц и пунктирной линии с сопровождающей надписью «Cut it». Палец женщины скользнул по Алёнкиной промежности, окрасился красным.

— Человек человеку корм, — скалясь пеньками зубов, прошепелявила незнакомка, рисуя окровавленным пальцем на теле Алёны штриховую линию от грудины до паха.

— Нас будут искать, — процедил Вано сквозь зубы, воротя лицо от кружки с пряным отваром. — Нас уже ищут!

— А ну заткнись и глотай! — женщина, внешностью мало чем отличающаяся от кроманьонца, закрыв мужчине нос, вливала ему в глотку какое-то пойло. — Либо Матка захочет твой стручок, либо нет…

Сдавшись, Вано проглотил горячее варево. Горло обожгла горечь полыни и чего-то ещё. Незнакомка стянула с мужчины штаны:

— И ты называешь себя мужиком? — угольно-чёрные глаза с насмешкой смотрели на Ваню из-под сбившихся, грязных волос.

— Нас уже ищут… наши друзья, — блефовал подвешенный за руки Вано.

— Вас никогда и никто не найдёт, — неожиданно раздался надтреснутый голос из дальнего угла сырого сруба. — Нас нельзя найти. Нас нигде нет.

Голос, очевидно принадлежавший старухе, сменился хриплым кашлем.

— Друзья? — усмехнулась мужеподобная. — Разве это не ваших друзей?

Она указала рукой на стол, на котором покоилась пара нательных крестиков и два разбитых мобильника. Один из них Вано безошибочно узнал: с чехла Юлиного смартфона Ване улыбался Гомер Симпсон.

— Судя по вашим игрушкам, — продолжила незнакомка, — со времён изобретения пенициллина утекло много воды.

— За что вы их… — Алёна зашлась в рыданиях.

— Крещёные, — донеслось из-под толщи одеял. — Их пожрала Мать. Она всегда голодна.

— Больные ублюдки! — сорвался Вано. — Кто вы, мать вашу, такие? Мы ничего вам не сделали!

— Не смей трогать Матку! — прорычала мужеподобная. — Она есть суть! Она — лес, она — жизнь. О, вы слышали Тёмную Мать! Ты даже видел её лежбище.

Ваня вопрошающе смотрел на свихнувшуюся дикарку.

— Её ворожба сильна! Она нашёптывала вам, играла, — продолжила женщина. — Тёмная Мать привела вас к яме с костями. Наверняка вы задавались вопросом: почему компасы сходят с ума, почему время играет в прятки? Наконец, почему вы ходите кругами? — она лукаво улыбнулась. — Даже мы с сестрой не знаем, где мы находимся. Ваши учёные назвали бы это… — дикарка запнулась, нахмурила чёрные брови, вспоминая мудрёную, когда-то от кого-то услышанную фразу. — А, во! Пространственно-временной ямой! Этого места нет ни на одной карте.

— Какая мать? Какая яма? Какая, на хер, сестра? — Алёна махнула головой в сторону нар, на которых лежала старуха.

— Когда-то Тёмную Мать называли Китоврасом и почему-то наделили мужскими причиндалами, — начала дикарка. — По вымирающим сёлам ходили небылицы, в которых Матку называли Костяной кобылой, возможно, из-за её лежбища — ямы с костями, под которыми она коротает вечность, а племена восточных славян отчего-то нарекли Мокошью и наделили вполне людскими, бабьими чертами.

— Где такие мухоморы брали? — спросил Ваня, стараясь не смотреть на обнажённую спутницу, подвешенную прямо перед ним. — Я тоже хочу.