Тетя Капа, накормив нас обедом, пошла на работу, предупредив, что пока мы не найдем «крышу над головой в частном секторе», будем жить у них. И никакие возражения и «идеи про гостиницу» к рассмотрению не принимались.

Отец ушел на поиски жилья, мама помыла посуду и пошла в ближайший магазин за продуктами. Сидеть ещё и на чужих продуктах мы не могли.

Вечером пришел муж Капитолины Петровны. Это был среднего роста худощавый мужчина лет сорока, звали его Владимир Нестерович, а мы называли его просто дядя Володя. Он уже знал про нас, жена позвонила, и тоже сказал, что мы их нисколько не стесним. Так с первого дня приезда в Одессу судьба свела нас с прекрасными людьми, которые помогли нам в первые дни, поддерживали и помогали, когда не стало отца. Увы, после отъезда из Одессы, я бывал у них всего пару раз.

Через день отец нашел комнату в частном доме. Нам с братом было все равно, где жить. А вот мама расстроилась. Дом был далеко от магазинов, автобус ходил редко. А самым неприятным было то, что недалеко было кладбище. Это было ещё одно обстоятельство, которое я потом включил в «список неприятностей», которые нам встретились в первые дни пребывания в Одессе.

Не знаю, что повлияло на дальнейшие события. То ли это была близость кладбища, то ли неприветливость и сварливый характер хозяина, но через несколько дней мы переехали в другой дом. Комната, правда, там была меньше. И небольшая прихожая выглядела весьма неприглядно. Но зато хозяева были приветливые, а прихожую отец за несколько дней так переделал, что теперь она превратилась ещё и в небольшую кухоньку. Руки у отца «росли из плеч», и он, разбив несколько армейских ящиков, сделал и кухонный стол, и шкафчики для посуды, и вешалки для верхней одежды, и новое крыльцо. Хозяева только ахали, увидев, как в руках отца преображается пристройка к дому.

Школа, в которой я проучился почти два года, была в десяти минутах ходьбы от дома. Это было одноэтажное здание с небольшой пристройкой. В «главном» здании находилась учительская, директор и большая часть классов. А наш 9 класс располагался в пристройке.

Все «удобства», а точнее деревянная уборная, были на улице. И на каждой перемене некоторые мои одноклассники бегали за уборную курить. И я несколько раз за компанию бегал туда. Но на второй день обучения меня остановил один из одноклассников, Валера Дудник. Он спросил, чего я туда бегаю, раз не курю. Так началась наша дружба.

Мои одноклассники, когда я коротко рассказал, кто я, из какой семьи и как оказался в Одессе, очень удивились. У некоторых родители были связаны с морем и бывали за границей. Но впервые они увидели человека, который долго жил, пусть и в социалистической, но, все – таки, Германии.

Больше половины одноклассников курили, и для них было удивление, что я не курю. А ещё больше они удивились, что я не знаю многих простых вещей, связанных с «заграницей». «Жеванина», так они называли жевательную резинку, которую продавали моряки в Одессе, была не такой, которую мы покупали в Германии.

И сигарет, которые они курили, я не видел, и пластинки, которые они слушали, я не слушал. И даже то, что по «телеку» там не показывали «клубничку», их очень удивило. И даже моя одежда была не сильно похожа на импортную.

А вот то, что моя успеваемость «выше среднего» многих порадовало. В школе, где я учился до Одессы, списывать было не принято. Никто никогда с таким вопросом ни к кому не обращался. А тут уже через несколько дней ко мне прямо с утра подходили ребята с просьбой «списать» что-нибудь. У меня всегда все было готово, а отказывать товарищам было неудобно. Правда уже недели через две об этом стало известно «классной» (так мы называли классного руководителя Анну Львовну Быстрицкую). Она несколько раз говорила со мной о том, что давать списывать нехорошо. Поэтому приходилось предупреждать желающих «сдуть» домашнее задание.

Мне нравилось учиться. Никакого труда на учебу я не затрачивал. Домашние задания я делал быстро, стихи заучивал сразу, читал рекомендованную литературу быстро. Но особенно мне нравились уроки математики. Звали учителя Александр Яковлевич Розанов. Он знал всех по имени, так к нам и обращался. Каким-то образом Александр Яковлевич смог нас убедить, что его систему очередности вызова «к доске» мы знаем. И, поэтому, всегда спрашивал, «кто сегодня должен отвечать». Чаще всего «очередник» поднимался сам и выходил к доске.

Мы, накануне его уроков, определяли, кому отвечать. Чащу всего это проходило. Мудрый человек, он понимал, что те, кому надо, и так будут учиться. А паре «завзятых троечников», которым поступить в институт «не светило», он и ставил тройки.

Иногда он устраивал «быстрые контрольные». Это было несложное «хитрое» задание, состоявшее, как правило, из небольшого вывода формул и дальнейшей арифметической подстановки в ответ чисел. Отвечал первый, выполнивший задание. Если полученное число совпадало с его решением, вывод он не спрашивал. А вот если ответ был неверный, отвечал следующий. Получал свою пятерку, а потом на доске писал весь ход решения.

Мы с Валеркой быстро поняли, что тут можно схитрить. Обычно я писал решение, а он подставлял числа. Считал мой друг быстро. А ответ мы давали по очереди, но не подряд, а «без системно»: пару раз я, потом раза три Валера. Наши отличницы поняв, что мы работаем вдвоем, пытались нас остановить, мол «так не честно». Но мы говорили, что «А.Я.» не запрещает, и вы объединяйтесь".

Ещё оказалось, что некоторых «простых» для меня вещей из школьной программы они не знают. Для них было открытием то, что я умею пользоваться логарифмической линейкой. А то, что у меня их было две, большая и маленькая, их удивило ещё больше. А, когда я принес чертеж, выполненный тушью с помощью рейсфедера, они сначала вообще не поверили, что это сделано руками. Пришлось на следующий день приносить тушь и готовальню (пенал, в котором хранятся приспособления, для работы тушью, а слово «готовальня» они тоже услышали от меня) и показать, как этим надо работать.