Шрифт:
– Ты в своем репертуаре, Глебик,- убийства, трупы, подписи. Никогда не хотел написать о любви? Ладно - дай полчаса. Перезвоню.
В ожидании звонка я сел за компьютер и сделал расшифровку диктофонной записи. Перечитал и еще раз удивился.
Самарин отказался от взятки в 20 тысяч долларов. Честный чиновник? Что ж, наверное, бывает и такое.
Света перезвонила даже раньше, чем обещала.
– Слушай и запоминай,- сказала она.- Тебе повезло. У покойного был не такой уж широкий круг обязанностей. Вот должностная инструкция. Как председатель Комитета по делам семьи, детства и молодежи, он обязан был лично визировать документы по вопросам финансирования домов ребенка, муниципальных приютов, распределения гуманитарной помощи малоимущим и многодетным семьям, а также все документы, связанные с процессами международного усыновления.
При последних словах меня прошибло током. Я вскочил и схватил со стола дырокол. Вот оно! Вот оно!!!
– Ты умница, Светочка. Натуральный ангел.
– Ангел в натуре, что ли? Глебик, тебе нельзя общаться с бандитами. Ты становишься вульгарным. Мне советовали, кстати, быть с тобой поосторожней говорят, ты ходячий диктофон.
– Никому верить нельзя. Мне можно,- ушел я от прямого ответа фразой из бессмертных "Мгновений".
Женщины, как правило, и не нуждаются в конкретике. Их уши настроены иначе, чем у нормальных людей. Они хотят слышать приятные прилагательные. А существительные, глаголы (то есть суть) женщин не трогают. Больше того ответ по существу их злит. О эти женщины!..
Итак (щелкнул я дыроколом), вернемся к Самарину и будем считать, что ответ на первый вопрос найден. Чем нельзя торговать? Нельзя торговать детьми. Самарин визировал все документы, связанные с процессами международного усыновления. Дети на экспорт. Дети на запчасти. Самарина использовали вслепую. А когда он догадался что к чему,- убили.
Остается, правда, второй вопрос: кто сидел с Самариным в кафе? Очевидно - сам детоторговец. А теперь еще и убийца. Но как его имя?
* 7 *
Имя убийцы я узнал в тот же вечер.
– Глеб, ты сбрендил?- возмутилась Надюша, придя с работы.- Мало того, что приполз домой еле живой на рассвете, так еще теперь, вместо того, чтобы встретить меня с цветами, лежишь на диване в наушниках!
– Цветы - в спальне. За вчерашнее прости. А сейчас я занят. Ты занят, потому что слушаешь музыку?
– Это не музыка. Это - важный разговор.
– Важный разговор со вчерашней важной бабой? Как ты ее назвал инфор-ма-тор?! Давай я тоже послушаю!- С этими словами Надя выдернула из меня наушники.- А-а, Светка! Старая любовь из Смольного? Которая - как ты там говорил не является угрозой?!
Она же алкоголик!!!
Назревал скандал.
– Наденька,- попытался я успокоить жену,- я слушаю не запись разговора со Светой...
– Ты меня дурой считаешь?
– Там на заднем плане мужики разговаривают. Слышишь?
– И что?
– Их-то я и слушаю.
Жена посмотрела на меня испепеляющим взглядом:
– Ты заврался, Глеб.
Вдруг ее лицо переменилось:
– Так это ж Маминов!
– Что?- не понял я.- Ты про кого?
– Ну мужик, который баксы предлагает. Точно Маминов.
Слишком много потрясений для одного дня. Моя рука начала автоматически искать дырокол.
– Надя, это важно. Кто он такой? Откуда ты его знаешь?
– Александр Николаевич Маминов, профессор, заслуженный врач Российской Федерации, директор элитного роддома номер двадцать пять. Его все знают.
– Откуда ты его знаешь?- повторил я.
– Маминов читал лекции у нас в институте. Такой баритон! И через двадцать лет услышишь - не ошибешься. Что он наделал? При чем тут баксы? Торговля какая-то...
– Пока не могу сказать, Наденька.
Но мне очень нужно знать все об этом человеке.
Надя рассказывала минут пятнадцать. В основном это были ее институтские впечатления. Нулевая информация. Но главное - теперь я знал имя.
Надюша - прелесть!
Ты у меня прелесть,- сказал я, когда жена закончила рассказ.- Буду получать медаль за изобличение особо опасного преступника обязательно попрошу, чтобы дали еще одну - для тебя.
Целуя Надежду, я уже тянулся к телефону. После одиннадцатого гудка послышался заспанный голос Каширина:
– Кому не спится в ночь глу-ху-ю?
– Родион Андреевич?- бодро начал я.- Уверен, что не разбудил, потому что есть дело.
– Какое дело, Глеб? Ты охренел?
Полпервого ночи!
– Грандиозное.
– А че ты не спишь-то? У тебя ж режим: в двадцать два ноль-ноль отбой.
Кефирчику тяпнул, и - хр-р-р-р - на боковую.
Я сделал вид, что не заметил наезда.
Ничего-ничего, ерничай-ерничай. Выбью у Обнорского деньги на стальную дверь - все ноги переломаешь.