– Я буду вынужден сообщить начальству, что вы своей безответственностью сорвали операцию,- сообщил Глеб.

Да плевать мне на вашу операцию!

Аркаша невнятно замычал и стал заваливаться набок. Его подхватили, уложили на диван. Я стала оттирать кровь, плача и пытаясь объяснить почти бесчувственному Аркадию, что произошла чудовищная ошибка. Через полчаса я бережно выводила его из кабинета. Зураб на прощание потрепал его по плечу:

– Ты уж извини, так получилось, да?

Мы молча ехали в машине. За окном мелькал ночной город, огни сливались в сплошные полосы. Я смотрела, как на лицо милого падают цветные пятна неонового света - желтые, алые, синие. Лицо его ничего не выражало, он только иногда морщился от боли и осторожно подносил красивую руку к разбитой губе.

– Аркаша, ты простишь меня?- Мне стало страшно.

Он кивнул, не глядя на меня.

– Аркаша, это действительно все из-за работы. Хочешь, я ее брошу?

Он снова кивнул.

– Вот закончится это расследование, и я ее брошу,- сказала я почти убежденно.

Уголки губ у Аркадия дрогнули, и он тут же сморщился от боли. Он хотел ухмыльнуться. Он ведь мне не верит.

А мне очень нужно, чтобы сейчас он поверил мне.

– Хочешь, я сегодня у тебя останусь?- Аркаша замотал головой. Кажется, это все, что я могла сделать и сказать.

***

Понедельник обещал еще две крупные неприятности: летучку и поход в ГУВД на очередную пресс-конференцию по борьбе с подростковой преступностью. Первое сулило крепкую взбучку от Обнорского, второе - очередную встречу с Тимур Тимурычем на его территории. Летучка прошла для меня благополучно: в воскресенье Восьмеренко угрохал своим футболом рабочий репортерский компьютер и сжег в микроволновке бутерброд. Поэтому мне достались лишь укоризненный взгляд Спозаранника и разведенные в немом потрясении руки Обнорского, а гнев Божий пал на бедного Витюшу. Конечно, это была лишь отсрочка казни. А вот от похода на конференцию меня никто не освобождал. Наоборот, Глеб настоял на том, чтобы я шла туда, и даже посетовал, что сегодня я "не в форме", то есть одета весьма скромно. Он бы предпочел, чтобы юбка была покороче, а вырез - побольше, мотивируя это провокацией Тимуровича.

"Пасти" меня на конференции должен был Зудинцев, поскольку он мог по старой памяти проникнуть в Большой дом и во время конференции поспрашивать своих бывших коллег об Иратове.

Пресс-конференция подарила мне очередную неожиданность. Еще до начала ее я увидела в коридоре Тимур Тимурыча. Я приняла непринужденную позу и вдумчиво стала изучать фотографии лучших сотрудников главка. Однако, когда буквально через несколько секунд, тряхнув волосами, я кинула взгляд в коридор,- его уже не было. Странно.

Раньше он сам за мной бегал. Шах тоже пожал плечами, поймав мой удивленный взгляд: Георгий в отдалении от меня читал газету и тоже заметил моего ухажера.

По окончании конференции, убедившись, что с подростковой преступностью бороться никак невозможно, я вышла со всеми. Обычно часть журналистов еще некоторое время топталась на лестнице: обменивалась новостями, курила, вот и я задержалась в кучке коллег. По лестнице стремительно поднимался Тимур.

Весь напоминая сжатую пружину, он буквально пулей взлетел на третий этаж, столкнулся на площадке с кем-то, на оклик злобно оборвал: "Позже", и, чуть не задев меня плечом, пронесся мимо, не поднимая взгляд. Губы его были плотно сжаты, на скулах перекатывались желваки. Я озадаченно посмотрела ему вслед. Интересно, что могло заставить Иратова даже не заметить меня? Только что-то чрезвычайное.

Мы с Зудинцевым ринулись в Агентство. По дороге он рассказал мне, что в таком состоянии Иратов пребывает уже несколько дней. Причины этого были пока неизвестны, но ходили слухи о том, что Тимурыч зарвался.

Излагая обстоятельства нашей встречи с Тимуром Глебу, я особенно напирала на тот факт, что Тимурыч дважды (!) проигнорировал меня. "Кажется, ему не до большого и чистого",- прокомментировал присутствовавший при сем Шах.

Далее события развивались стремительно. Меня заставили выйти на площадь в булочную, чтобы проверить - функционирует ли стриженый, а когда я вернулась, обнаружив, что стриженый все еще ходит за мной, в кабинете расследователей уже были Соболин и Повзло.

– Кажется, у твоего ухажера большие неприятности,- сказал Повзло.

– Что случилось?- Сердце мое екнуло, поскольку первая мысль была об Ар каше.

– Да вот Соболин принес в клювике жирного червячка. Собирайся, Завгородняя, поедешь с ним к Пал Палычу.

Он с тобой поговорит.

Павел Павлович Соловьев, начальник Управления собственной безопасности ГУВД, ждал в своем кабинете, нас пропустили к нему незамедлительно.

Он, против моих ожиданий в связи с его должностью, оказался милым, обходительным седоволосым человеком, с тихим приятным голосом и маленькими, но крепкими ладонями. Он выслушал меня, потом Соболина с его версией и сказал задумчиво:

– Доказательств, конечно, не хватает.

Насколько я понимаю, сработано действительно чисто. Но при необходимости можно будет попробовать проработать это направление. Хотя, думаю, Иратову хватит и того, что на него сейчас есть.

– А что есть?- жадно поинтересовался Соболин.

– Должностные злоупотребления, взяточничество в крупных размерах. Могут возникнуть и другие варианты. По его непосредственному указанию из вещественных доказательств по делу Бегемота был изъят пистолет ТТ с отпечатками пальцев. Пропадали изъятые наркотики.