***

Иваныч стоял на крыльце, жадно затягиваясь "беломориной" и поглядывая на часы.

Зазвонил телефон, и он неуклюже нажал на "прием".

– Але?

– Але, это фельдшер?- спросила Горностаева.

– Да-да!

– Что-то почти ничего не слышно...

Але!

– Але, я вас слышу, вы где?- орал псевдофельдшер.

– Там помехи какие-то...- злилась Горностаева.- Выйдите на открытое пространство! Але, але!

Иваныч сделал несколько шагов по тропинке:

– Але!

– Вот сейчас чуть получше... опять пропали... Але!

– Але, слышно?- Иваныч сделал еще несколько шагов.

– Да еще отойдите,- просила Валя.- Там помехи какие-то... Але!

Иваныч подошел к калитке и завопил что есть силы:

– Але! Так лучше? Вы где?..

– Да, теперь хорошо!..- сказала Горностаева и отключилась.

В ту же секунду с калитки на Иваныча обрушился боец СОБРа. А с забора ссыпались еще десятка полтора и побежали к дому.

***

Ничего этого я не видел. Да и слышал только отчасти. А узнал подробности уже потом, когда, обняв Валю, стоял у злополучного рефлектора. Только теперь я почувствовал, как страшно я замерз. Сквозь открытую дверь в комнату было видно, как офицер общался с Лысым и Иванычем. Рожи у них были те еще - они так и не пришли в себя после штурма. Иваныч, кстати, выглядел гораздо хуже Лысого. Видимо, бойцы отнеслись к нему не слишком нежно. Перешучиваясь и матерясь, они выносили из подпола ящики с оружием, а широкоплечий майор, с которым меня как-то знакомила Завгородняя, добродушно рассказывал:

– Тут, короче, такая фигня... Мы этих козлов давно пасли, только они в последнее время почуяли что-то и дислокацию сменили. Прежняя база у них в Орехово была.

Майор подмигнул мне и понизил голос:

– Знаешь, откуда они железо таскали?

Из Вологды! Там склады огромные, а этот Иваныч - прапор, недавно уволился. Но связи-то остались. Тут оружия,- он по-детски наморщил лоб,миллиона на полтора баксов...

– На два,- поправил его я.

– Ну на два,- согласился он.- И представляешь, месяц, как мы их потеряли,- и тут Светка звонит! Помоги, говорит, подружке, у нее, мол, проблема! Каково?

И он громко расхохотался.

– Леш, мы скоро поедем домой?- устало спросила Валя.

– А ты не хочешь, как "приличный репортер", дождаться информации?удивился я.- Ты же небось собираешься дать эксклюзивный материал в ленту новостей?

Но Горностаева посмотрела на меня странным взглядом (таким, который появился у нее в последнее время) и серьезно сказала:

– Не-а. Я на этой неделе дежурю по психам. А по ленте дежурит Соболин. Ему уже позвонили.

– Тогда поехали,- сказал я.

Всю дорогу до Питера я проспал как ребенок.

***

Сдерживая хохот, я смотрел на Мишку Модестова в камуфляжной форме. Со злобным выражением лица он тщательно прицеливался. По лицу его катились крупные капли пота, пока он прищуривал то один, то другой глаз. Наконец, закрыв оба, он стрельнул и выматерился.

Слева на него скептически поглядывала супруга - Нонка Железняк (тоже в камуфляже) - и качала головой. Потом, приникнув к прицелу и лихо дунув на мешающую прядку, она тоже выстрелила. Ее мишень упала.

Еще левее стрелял Кононов - после каждого выстрела он удивленно смотрел на не шелохнувшуюся мишень и озабоченно осматривал автомат.

Еще левей Каширин методично сажал одну пулю за другой - губы его шевелились:

– За Родину!.. За Обнорского!.. За двадцать восемь панфиловцев! За Зою Космодемьянскую... За янтарную комнату!..

Рядом с ним лежал Соболин - он жевал резинку и явно играл кого-то вроде Лимонадного Джо. Пытаясь стрелять небрежно, он попадал через раз. К тому же ему очень мешала раскинувшаяся в изящной позе Завгородняя, которая нежно внимала указаниям молодого старлея, показывающего ей, как нужно правильно целиться.

И, наконец, рядом со мной лежал Спозаранник. То и дело поправляя очки, он все делал по правилам, аккуратно сбивал все мишени и после каждого выстрела снисходительно смотрел на коллег.

К сожалению, Глеб Егорыч не замечал, что я внимательно слежу за его движениями и стреляю синхронно с ним, причем по его же целям. Инструктор, стоявший за моей спиной, усмехался в усы, но, повинуясь красноречивым жестам мстительной Агеевой, молчал.

Вся эта "войнушка" была плодом моих титанических усилий. Две недели я убеждал Обнорского, что журналистам необходима боевая подготовка. Но он, так и не сумевший простить мне "васкеловской кампании", только орал и брызгал слюной. Потом, когда я его все-таки уломал и с невероятным трудом договорился о стрельбах на Ржевском полигоне, возмутились все остальные. Но и их удалось успокоить административными методами. И вот теперь все получали удовольствие. Кроме, пожалуй, Горностаевой. С ней в последнее время творилось невесть что.