Задача подавления восстания выпала на долю архонта того года, некоего Мегакла, который принадлежал к роду Алкмеонидов, одному из знатнейших аристократических семейств Афин. Согласно одной из версий этой истории, аристократ Мегакл убедил мятежников спуститься с холма и предстать перед судом. Те сошли вниз, держась за веревку, привязанную к статуе Афины, поскольку считали, что так они по-прежнему сохраняют связь с ее защитной силой.

Другими словами, они были уверены, что, пока они даже самым косвенным образом остаются под покровительством богини, никто не причинит им вреда. Однако веревка порвалась, и мятежников тут же перебили – причем некоторых из них забили камнями. В 2016 г. археологи, работавшие в порту Фалер, нашли массовое захоронение приблизительно восьмидесяти молодых мужчин, многие из которых, прежде чем погибнуть насильственной смертью, были скованы друг с другом. Возможно, это были люди Килона.

Возможно, эпизод с веревкой был лишь позднейшим украшением истории. С большей уверенностью можно утверждать, что мятежники были убиты в месте, которое и они, и другие считали находящимся под религиозной защитой, будь то со стороны Афины или других божественных сил. Мегакл и другие главы разветвленного клана Алкмеонидов предстали перед судом, были признаны виновными в святотатстве и навечно изгнаны из Афин. Их род еще далеко не сказал своего последнего слова, но ощущение того, что он был в некотором роде проклят или запятнан, окончательно не изгладилось уже никогда.

Эти события говорят нам о том, что с самого начала дошедшей до нас в записях истории города борьба за власть в нем была многогранной. В отличие от других частей Греции в Афинах дело никогда не сводилось к простому двустороннему противоборству между старой аристократией и автократами, дававшими волю нуворишам. Начиная с очень ранних этапов истории города в нем существовали прочные общественные институты, предназначенные для соблюдения интересов нескольких разных сторон, а также сложные религиозные правила, которые могли налагать ограничения на поведение жителей. Предсказать конечный результат никогда не бывало легко.

Если Килон был первым неудавшимся тираном города, то первым ярким персонажем и эффективным правителем в истории Афин был поэт и государственный деятель по имени Солон. Около 594 г. до н. э. он был на год избран архонтом. Биографы Солона, писавшие по меньшей мере через 150 лет после его правления, приписывают ему необычайное сочетание талантов, от художественных до административных. Он был и воином, и философом, и странствующим мудрецом, и гениальным политиком.

Дошедшие до нас сведения о его жизни не вполне складываются в цельный, правдоподобный образ живого человека. Но у нас создается впечатление о человеке вдумчивом, принимавшем рациональные меры в критические моменты жизни города. Его взвешенные действия не позволили Аттике распасться на части или погрузиться в анархию, хотя порой это казалось почти неминуемым.

По-видимому, можно считать вполне установленным тот факт, что еще до прихода к политической власти Солон подтолкнул изнуренный войнами город к борьбе с соседней Мегарой за близлежащий остров Саламин, – борьбе, в которой Афины одержали верх. Судя по всему, он добился этого благодаря сочетанию военных хитростей и мобилизующих стихов [7] .

Укрепив региональное положение города, Солон отчасти разрядил существовавшее в нем внутреннее напряжение при помощи разумного регулирования экономики и уравновешивающих положение общества политических мер. Он унаследовал ситуацию, в которой растущее неравенство легко могло вызвать революцию. По мере расширения успешных и разорения бедных хозяйств росло число нищающих домовладельцев, которые увязали в долгах и были вынуждены заниматься кабальным трудом. Некоторых продавали в рабство в отдаленные места. Страна была усеяна деревянными или каменными столбами, отмечавшими земельные участки, заложенные для уплаты долгов.

Понять, как возникло такое положение вещей, или найти его аналоги в других исторических эпохах, нетрудно. Пока живет система, концентрирующая власть в руках общепризнанного аристократического класса, ожидающего от нижестоящих служения и верности, но дающего им взамен некоторую защиту, в ней существует определенный самостабилизирующийся порядок. Когда же в систему начинают поступать новые деньги, полученные в результате коммерческой или производственной деятельности, их экономическое могущество проявляется более безжалостно, без признания нравственных обязательств по отношению к низшим слоям.

Аттика, которую унаследовал Солон, была, по-видимому, на пороге перехода от первого типа общественного устройства ко второму; именно это делало интересной ее политическую жизнь, насколько мы можем о ней судить. Более того, на протяжении всей истории Древних Афин в них, видимо, сосуществовало замечательное множество разнообразных классов и субкультур, от старых аристократических родов, которые никогда не покидали политической сцены, до вольноотпущенников, богатевших на новомодных коммерческих предприятиях. Видя, что стремление к наживе, того и гляди, приобретет неконтролируемые масштабы, Солон предусмотрительно выбрал нечто среднее. Он не распорядился об отмене всех долгов мелких крестьянских хозяйств [8] , но запретил использовать людей в качестве обеспечения займов и каким-то образом собрал средства для выкупа афинян, проданных в рабство в другие страны. Кроме того, Солон предпринял поразительно решительную для своего времени попытку расширения круга граждан, принимающих участие в политической жизни. Для начала он признал реальное положение вещей: что новые деньги порождают новые политические ожидания. Отправной точкой его реформ было разделение граждан мужского пола на четыре категории в зависимости от размеров их земельной собственности и количества сельскохозяйственной продукции, получаемой с нее ежегодно.

К самому богатому классу относились те, чье хозяйство производило более 500 мер [9] , приблизительно эквивалентных бушелю, зерна [10] . Далее шел класс всадников, производящих 300 или более мер и достаточно богатых, чтобы в случае необходимости выставлять в войско боевого коня; затем – класс фермеров, чьи наделы приносили не менее 200 мер зерна; и, наконец, класс поденщиков и издольщиков, которым приходилось браться за любую работу [11] .