Ничего, подумал, терпимо. Могло ведь быть гораздо хуже. Например, его могло просто размазать тонким слоем по стенам мироздания, распылить на атомы, помечая пройденный им вопреки всем ограничениям и запретам путь. Или что-то подобное, еще хуже. Что бывает хуже атомного распыления, он не представлял, но нечто такое вполне допускал. В любой области нет предела совершенству. Неведомые тропы, они потому и неведомые, что на них сам черт ногу сломит.

Так он думал о всякой ерунде, единственно, чтобы дать разбег мыслям. Внимательно глядя под ноги, он со странной, неожиданной даже радостью следил, как они мерно бороздят жирную пыль, укрывавшую поверхность тонким слоем. Так и добрел до выхода.

Навстречу из сумрака выступила темная фигура.

– Добро пожаловать к нам в Лимбонго! – повторила фигура знакомым уже голосом.

– Вы – Чудодо? – спросил Сан Саныч. – Мне сказали, меня встретит Чудодо.

Встречавший хмыкнул.

– Не думаю. Не надейтесь. Хотя, то, что вы сюда добрались, конечно, чудо.

– Но мне сказали…

– Обычная путаница, учитывая способ общения. Нас зовут Худодо. Худодо. И имя это нам подходит, как никакое другое. Это значит, что если чего от нас и ждать, так скорей худа, чем чуда.

– А я Александр. Доманский моя фамилия. Арикара уверял, что я могу на вас положиться.

– Рассчитывать можете, полагаться мы бы и сами не стали.

– Не понял? Как это?

– Скажем так: всегда делайте поправку на внешние условия страны пребывания.

– Что же здесь за условия такие?

– На этот счет, не волнуйтесь, Худодо постарается в скором времени вас просветить.

– Хорошо, пусть так. Арикара передавал вам привет. И послание.

– Привет… Приятно, черт возьми! От самого Арикары! С которым Худодо никогда не встречался, да и, наверное, не встретится. Хотя, как говорится, никогда не говори никогда. А что еще за послание?

– Послание – это я. Просил любить и жаловать.

– Хм… Сказать по правде, вы для нас большая неожиданность. Еще никогда и никто не использовал Лабиринт, чтобы попасть в Лимб. Вы первый, первая ласточка, можно сказать.

– Вряд ли кто-то сможет воспользоваться этим путем после меня, – заметил Сан Саныч.

– Думаете? Если так, это было бы очень хорошим решением. Правильным решением. Негоже открывать новые пути миграции, нарушая равновесие. Но у вас, видимо, была причина воспользоваться Лабиринтом?

– У меня не было другой возможности. Я просто должен был попасть сюда.

– А Арикара?

– Он не смог отказать. Зато сумел войти в положение.

– Вот, значит, как…

– Да, так. Скажите, у нас еще есть время? Очень хочется курить.

– Вполне. – Худодо оглянулся, раскинул руками. – Только присесть, сами видите, не на что.

– Пешком постою, не привыкать…

Сан Саныч достал плоские армейские сигареты без фильтра с черным табаком, к которым пристрастился еще задолго до событий у Кашканара. Чиркнул зажигалкой, прикуривая, затянулся.

– Худодо тоже воскурит табак, – сообщила о своем решении встречающая сторона. – Вместе с вами. Смешаем наши дымы. Думается, духу лабиринта такое подношение придется по вкусу.

Он вытащил из кожаной сумки, что болталась на его боку, кисет, ловко набил глиняную трубку с длинным чубуком, примял табак пальцем с плоским желтым ногтем, и быстро раскурил. Пока он был занят трубкой, Сан Саныч без помех его разглядывал.

Худодо был похож на Арикару, как похожи дети одной матери. Сводные, правда, были они братья, отцы их судя по всему различались существенно. По сравнению с Арикарой, местный шаман все-таки был не таким громадным, хотя и в нем виделась сила недюжинная. Такие же покатые плечи, длинные руки и мощная колоннообразная шея. Кроме физической, ощущалось наличие и другого пласта силы, на который шаман опирался, как на стену. Что интересно, манеру разговора он имел точно такую же, как и земной шаман. Профессиональное, что ли? – подумал Сан Саныч. Наверное, общее шаманское.

Одет Худодо был в замшевый костюм с бахромой, как траппер. Длинные до плеч грязные волосы неопределенного цвета перехвачены через лоб лентой-очельницей – бисерной фенечкой. Сам, что ли, плетет? – озадачился Сан Саныч. На ногах у шамана он заметил мокасины из сыромятной кожи. И это тоже сам? Однако глаз встречавшего разглядеть чекисту не удалось, они поблескивали в сумраке как стекляшки – больше никаких подробностей. Плохо, глаза – зеркало души, в них первей всего заглянуть следовало бы.

Худодо пыхнул трубкой, потом вынул ее изо рта. Раздвигая шторку вислых редких усов, улыбнулся, открыв крепкие и совершенно коричневые от табака, зубы.

– Что, всего рассмотрели?

Сан Саныч был не из тех, кого можно смутить вопросом в лоб.

– Нет еще, – ответил он. – Меня больше интересует, как это мы с вами общаемся и понимаем друг друга? Вы что, знаете русский?

– Русский? Это язык такой? Нисколько. Да в этом и нужды нет.

– Как же тогда?

– Мы в Лимбонго, уважаемый. Лимбонго – изначальный город, он существовал всегда.

– Что это значит?

– Вы слышали когда-нибудь про Вавилонское столпотворение? Про сто языков и путаницу? Здесь у нас ничего подобного нет и в помине. В ходу изначальный язык, который существовал на земле до того, как в Вавилоне начали строить башню. Наш эсперанто, если хотите. Поэтому, никаких проблем с общением и пониманием. Толмач не требуется никому, ясно?