Беркутов встал из-за стола, с хрустом в суставах потянулся, зычно пропел:

— "А я парень молодой! А я весь такой крутой!" — Вот теперь можно идти и к начальству на доклад.

Рокотов молча прочитал один акт. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Принялся за второй.

«Ну и выдержка, ешь твою за ногу! — невольно подумал Дмитрий, наблюдая за полковником. — Ни нервы — канаты! Определенно».

Владимир Дмитриевич закончил читать второй акт. Отложил в сторону. Внимательно взглянул на Беркутова. Спросил:

— И что все это значит?

— Как, вы ничего не поняли?! — изумился Дмитрий.

— А что я должен был понять?

И только тут Беркутов вспомнил, что все то, что он обнаружил в мастерской художника, он хранил в глубокой тайне не только от начальства, но даже от Сережи Колесова — боялся как бы кто не сглазил, или, как говорила его бабушка, — "несурочил. Идиот! Хорошо же он сейчас выглядит.

— Извините, Владимир Дмитриевич, я, кажется, не сказал вам главного. Это, — он кивнул на акты, — я изъял при дополнительном осмотре мастерской Шмыгова.

— Ну и что?

— Если верить следователю прокуратуры Советского района Слепцову, то художник застрелился из обреза. Если же верить заключениям экспертов, то он должен был после своего «самоубийства» отпилить ствол ружья, смазать его, а уж потом умереть насовсем. Что в тех условиях представляется мне маловероятным.

— Это кажется называется черным юмором? — недовольно поморщился Рокотов.

— Вы о Слепцове? — сделал невинное лицо Дмитрий. — Это называется определенно разгильдяйством.

— Ну ты и пижон, майор! — рассмеялся Рокотов. — Научился отрабатывать, нечего сказать.

— Я с вами категорически не согласен, господин полковник. Пижон — это пустоголовый, недалекий человек, заботящийся лишь о своей внешности. Моего же внутреннего содержания хватит на десяток таких, как Слепцов. Меня давно пора заносить в Красную книгу, как вымирающий биологический вид. Иначе землю сплошь заселят слепцовы.

— Согласен, — серьезно сказал шеф. — Ты молодец и умница, доказал некоторым, как надо работать.

— Вот это мне нравится. При такой-то характеристике моих несомненных достоинств, можно было бы и премию подбросить.

— Обязательно, — заверил Рокотов. — Как только раскроешь эти убийства, так сразу получишь премию. Это я тебе клятвенно обещаю.

— Спасибо, утешили. Ее можно ждать до морковкиного заговенья. Вы ведь видите, кто против нас играет.

— Вижу. Потому и считаю, что премия будет вполне заслуженной.

— А не могу я рассчитывать на аванс?

— Нет. Это расслабляет. А тебе сейчас надо мобилизовать все свои внутренние резервы.

— Вы думаете — получится? — уныло спросил Беркутов.

— Я, лично, в это верю.

Дмитрий удивлялся. Шеф был сегодня не похож сам на себя — слишком разговорчив. Все ясно. Это называется — головокружение от успехов. Он тоже сейчас пребывает в состоянии эйфории. Надо же! Кто бы мог подумать?!

— Что же мне сейчас делать?

— Отправляться к прокурору Советского района и возбуждать уголовное дело, — ответил Рокотов.

— Так-то оно так, но только я вряд ли найду контакт со Слепцовым.

— Попроси прокурора передать дело более опытному следователю. Впрочем, я попробую позвонить Иванову. Может быть он возмется за него. Думаю, что дело будет для него интересным.

— Это был бы лучший вариант, — сказал Беркутов.

Конец первой книги.

(Напоминаю: Рукопись необходимо выделить прописью)

...Ночь была черной, что воронье крыло, теплой и тихой, как голубица. Легкий ветерок с моря остужал наши разгоряченные лица. Вилла была обнесена высоким забором. Но это ничего не значило. У нас были три легких и прочных складных лестницы. Для операции все было подготовлено. Еще днем моя правая рука — рыцарь Аркаиз проник на территорию виллы и спрятался в конюшне. И теперь мы ждали двух часов, когда он отключит сигнализацию. Виллу охраняли семеро боевиков. Схема их постов была досконально изучена. Учитывая нашу подготовку, осечки быть не должно. Теперь я был рыцарем третьей ступени и у меня в подчинении находился небольшой отряд из восьми рыцарей. А ведь с момента моего посвещения не прошло и года. Но я должен был спешить. Годы Великого рыцаря заканчивались. Кто такой хозяин виллы, я не знал. Старший рыцарь только сказал: «Он враг ордена». Этого было вполне достаточно. Враг ордена — мой враг, а потому должен умереть. Это ясно.