Нам нужно было ускориться. Чего бы нам это ни стоило.

Когда мы остановились днём на ночлег, люди начали переговариваться. Некоторые из них видели погоню сквозь пески, и их переполнило любопытство. Они начали задавать вопросы о том, кто это был, и что произошло.

— Они провели две дюжины ночей, смотря в песок и на небо. Учитывая то, что всё это время ничего не менялось, это происшествие слегка их взбодрило, — сказал Амир, который сидел напротив меня.

Он посмотрел на карту, углы которой были придавлены песком. Вздохнув, он сказал:

— Мы никак не можем сократить наше путешествие.

— Мы должны.

Я подумал о Елене, которая должна была приехать через несколько дней после нашего прибытия. Что скажет её семья на то, что их дочери придётся стать королевой города, которому грозит опасность?

Сощурившись, Амир покосился на меня, после чего опять перевёл взгляд на карту.

— Вот тут есть небольшой оазис.

Он указал на уединенное место, отмеченное на карте. Но изогнутые линии, которые обозначали проверенные торговые пути и не пересекали его.

— Но я не знаю, в каком он состоянии. Если мы пойдём через этот оазис, мы выиграем два или три дня, но есть риск, что он высох.

— Мы рискнём.

Амир выдохнул, стряхнул песок со своей карты и начал сворачивать пергамент.

— Не уверен, что это мудрое решение.

— Мы попросим всех экономить еду и воду и быть готовыми, в случае чего. Нам и нашим лошадям должно хватить припасов.

Он покачал головой.

— У нас не будет возможности пополнить запасы. Если мы хотим сократить путь, нам нужно изменить направление сегодня же ночью. И тогда от наших запасов останется только то, что находится сейчас в наших бочках. Люди могут начать умирать. Лошади могут умереть, даже твоя Фараза.

Наши взгляды встретились. Он знал моё слабое место. Фаразу подарил мне отец, когда я был ещё юным, но я должен был оставаться непоколебимым.

— Мы справимся с теми запасами воды, что у нас остались. Пойдём более коротким путём.

Я поднялся и посмотрел на караван. Я сознательно шёл на этот риск. Передо мной стоял выбор: Алмулихи или эти люди. Но я не мог ставить Алмулихи ниже своих солдат, ниже этих солеискателей или себя самого.

— Это безумие, — сказал Амир мне в спину.

В путешествие до Алмулихи отправилось больше жителей деревни, чем я ожидал — почти тридцать. Я не мог их в этом винить; их поселение было в ужасном состоянии. Я никогда не видел так много оборванных и измождённых людей в одном месте. И их количество почти не оставляло нам права на ошибку. У нас были дополнительные бочки для воды, некоторое количество верблюдов, и достаточное количество еды для того, чтобы это путешествие прошло для нас успешно, но это всё-таки было немного. Мои солдаты похудели, да и я начал затягивать свой ремень потуже.

Солнце едва встало, а я уже чувствовал, как пот начал выступать у меня на лбу. Впереди нас ждал ещё один сложный день. Может быть, и не имело смысла сокращать путь до Алмулихи, чтобы защитить его от потенциальных захватчиков, но зато мы должны были скорее вернуться туда, где дул ветер, воздух был солёным, а каменные улицы — прохладными. И не было этих чёртовых верблюдов.

Я пошёл вдоль каравана и начал проверять, насколько удобно было моим людям. Отдыхающие соорудили навесы из палок и своих плащей (этому их научили жители деревни, когда мои люди не смогли найти тень), и сейчас спали под ними.

Я прошёлся взглядом по солдатам, внимательно всматриваясь в жителей деревни. Я знал, что мне следовало вернуться на своё место, но я этого не сделал.

Я хотел увидеть её.

— Эмель, — прошептал я.

Мне нравилось, как звучало её имя, когда я произносил его.

Когда я убил Алфаара, его семья начала рыдать, страдать и смотреть на меня, как на хищника. Но не Эмель. Она смотрела на меня не со злобой, а с любопытством, граничащим с пониманием. Она как будто знала меня. Но почему она на меня так смотрела? Что она во мне увидела?

Я думал, что никогда её больше не увижу, но затем узнал, что она собиралась присоединиться к каравану. Когда я увидел её во время отбытия каравана, я обрадовался, как мальчишка, но после этого я всё никак не мог к ней подступиться. Я был королём с наречённой невестой, а Эмель была дочерью человека, которого я поверг.

И она также держалась от меня на расстоянии. Может быть, она считала меня недостойным королём? Но то, как она смотрела на меня, создавало ощущение близости — словно нас связывала какая-то история — и, протяни я руку, мне как будто должно было открыться, что это было такое.