"Для чего? Плевать на его тайны… Мне нужен человек!"

Здесь в одной из небольших комнат на нижних уровнях Цитадели, горел огонь. Воплотившись в человеческом обличии рядом с входом, Люций нетерпеливо ворвался.

— Стоп!

Его взору предстала сцена приготовлений к растягиванию тела на древнейшей машине для пыток, принцип которой был известен ещё далеким предкам тех, кто основал этот полис.

Две пары длинных серых отёкших рук.

В открытую дверь просачивалось серое отражение света, исходящего издалека, и падало на отдельные вырванные из тьмы черты отекших скользких морд, в которых словно было похоронено зерно подавленного озлобленного сознания.

— Хозяин, — бурлящим хриплым голосом зверя попыталось произнести по-человечески одно из этих существ.

— Что такое… не говори при мне на этом языке! — выпалил демон.

В ответ серокожее промычало что-то, должно быть извинения на своем неясном темном диалекте.

Посмотрев на Стратоника, Люций задумался. На мгновение ему показалось, что он нашел что-то, но ничего не было.

— Оставьте как есть. Нет… освободите из этой машины, заковывать не надо. Пусть так погниет здесь до поры. Префект, ты ещё развлечешь нас…

И на это ничего не сказал Стратоник, а лишь повторял про себя вновь свой титул, который приносил ему столько удовольствия, гордости и решимости в нужный момент.

"Я префект войска Башни."

Слов нет.

Сняв с пыточного механизма, серокожие оставили Стратоника на полу, где лежали в пыли остатки соломы, и покинули помещение.

Возвышаясь над обессилившим человек, закрывшись плащом, Люций наблюдал, пытаясь созерцать взгляд, что был виден ему и без освещения; хотел понять, что в этом взгляде, кроме грусти о потере отечества, кроме злобы за потерянных близких и соратников, возможно что-то ещё, что можно было бы достать на свет, яркое и пылающее.

Человек лежал, не шевелясь, какое-то время смотря на своего тюремщика, а потом отведя взор в потолок.

"Завтра я испытаю тебя."

Захлопнулась дверь.

Снова темнота.

_____

Где-то среди скал в долине реки, что спускалась с высоких вечных льдов, на склоне горы лежат прекрасные луга, насыщенные спокойствием.

Здесь Стратоник очнулся.

Солнце было мягким.

В одних штанах, без обуви и верхней одежды, лежал он на траве, как на одеяле из жизни.

И сперва человек видел лишь сочное тёмно-синее горное небо, к которому хотелось прикоснуться; приподнявшись же огляделся и увидел гигантские горы, окружающие то место, где он находился и казавшееся столь крохотным в таком сравнении. Среди зелени вырывались из земли белые камни, поросшие мелким кустарником и пёстрыми цветами. Этот чистый нетронутый луг обрывался по краям, трава уходила по склону вниз к реке. Встав в полный рост, Стратоник посмотрел на реку, и ему показалось, что та находится весьма далеко.

Все здесь имело колоссальные размеры.

"Горы… я забыл про вас. Там, в городе я привык к узким тесным улицам. Какой же здесь простор!"

Глубокий вдох полный множества трав и цветов освежал, даруя ощущение поглощения этого места. Стратоника охватывало желание раствориться в этом месте, переходящее в ощущение крепости тела и звериной силы, выпущенной на свободу и требующей безрассудного веселья.

— Префект! — послышался возглас позади.

И Стратоник развернулся, окунув свое тело в звериное напряжение, его поза стала являть собой защиту от опасностей.

— Как опасно! — покровительственно сказал Люций, он был одет в белоснежную тунику, — Держи! Мои друзья хотят зрелища, — и с этими словами он кинул ему сверток.

Развернув ткани, Стратоник обнаружил не заточенный одноручный палаш, подержав его в руке он сделал несколько движений.

"Я так изменился в последние дни, если это были дни, а не недели… Почему я об этом думаю сейчас? Потому что спустя совсем непродолжительное время в полной тьме, я начал разглядывать там себя?"

— О чем задумался, префект!? — вновь крикнул Люций.

— Что? — тихо спросил Стратоник и наконец устремил взор на демона.

Там, рассевшись на крупных булыжниках с серебряными кубками и бурдюками, пребывали в веселье те, кто имел облик людей, одетые в разноцветные праздничные тоги, на их руках были золотые обручи и кольца, на головах дубовые венки, сплетенные и ношенные ими, очевидно, без всякого смысла, что внушило Стратонику особое отвращение. На их лицах была столь легкая приветливость, в которой было нечто серьёзное, но вместе с тем искусственное, и это неприятно читалось, и ощущалось опасным.