Армия направлялась так медленно, словно в любую секунду собиралось свершить беспрецедентный ход, однако стоило Цымышу произнести свою коронную фразу, как воины рванули вперед. Этими словами стало:

— Увидимся в аду, прелестный цветок зла! — и раздался громкий хохот, заполняющий пространство, но слышно его уже не было, ведь все были вовлечены лишь в бой.

— В атаку! — огласил Меч правосудия, после чего и сам ринулся атаковать противников.

Звон клинков доносился отовсюду. Умелые воины сражали противников одним взмахом меча. Однако наяву, было в этой битве нечто странное. Цанахинцы отлетали один за другим, но стоило им коснуться хотя бы краешком лезвия тканной одежды воинов, как те вмиг разъедались, опосля чего самураи падали ниц. Но этим не заканчивалось, ведь каждый, кто находился подле пораженного неведомой силой, ниспадали вслед за ним. Когда численность воинов значительно уменьшалось, становилось ясно: смех царя был подсказкой. Цымыш подослал безумно слабых воинов, что едва держали меч в своих руках, и, тем не менее, стоило им невзначай коснуться противника, как те погибали, яко от средства массового поражения. Костюмы цанахинцев же помогали им продержаться в бою как можно дольше, но не выжить.

Белокрылая нимфа и Меч правосудия сражались заодно, дополняя друг друга. Это была, пожалуй, лучшая командная работа, которую можно было узреть в сей гражданской войне. Они прикрывали спины друг друга, ловко уклоняясь да блокируя атаки противников. Сокрушительными взмахами, те валили на землю врагов, продолжая усмирять иных разбушевавшихся вояк. Со стороны казалось, что все идет, как по маслу, не взирая на огромные потери, но на деле они даже и с места не сдвинулись, ведь путь преграждали тела, лежащие прямиком у ног бойцов. Многие падали просто цепляясь через них, а противники уже добивали тех. Были и те, что, оказываясь близ обрыва, срывались оттуда.

Так, за получас сражения, погибло уже пятнадцать тысяч воинов, из которых трое были генералами второй, пятой и шестой дивизии. Дела принимали совсем уже скверный оборот, вот только самая неожиданная вещь ждала дизов впереди.

Сражаясь рука об руку, сестры вновь и вновь вершили самосуд над противниками, не теряя хватки. Однако в какой-то момент Белокрылая нимфа остановилась, глядя на перебитых впереди воинов.

— В чем дело, Куро? — громким тоном вопрошала Ландарин. — Сейчас не время глядеть на почивших, их уже не вернуть!

Неясное молчание девушки настораживало. Когда она повернулась лицом к сестрице, то изрядно удивила ту.

— Я помню, что у тебя слабая психика, сестра, но, прошу, продержись до конца, — молвила она, глядя на лицо молодицы, по которому стекали слезы.

Однако, вместо ответа, мечница лишь подошла почти вплотную к Ландарин. Она улыбалась, но до чего же горькой и печальной казалась эта усмешка.

— Прости, Ландарин, — со слезами на глазах да фальшивой улыбкой выказала та шепотом, стягивая с девушки маску и хильфон. — Прошу, просто живи… Живи, за нас обоих.

С этими словами, стоя почти что у самого края обрыва, Куро молниеносно вонзила катану в живот главе восстания. В тот момент, Ландарин не понимала, что происходит и почему сестра так обошлась с ней; в чем причина и было ли это её первоначальной целью, но только она хотела вопросить, как оказалось слишком поздно: девушка скинула её прямиком в бурлящий океан. Последним, что она видела, это была, шедшая изо рта Куро. Как оказалось, в момент, когда она нанесла ранение Ландарин, и сама получила атаку со спины от одного из генералов, но даже так Меч правосудия не удалось спасти. Пав в тихоокеанские воды, никто и никогда более не видел повстанца, что сумел возглавить стотысячную армию жителей, но не смог довести дело до конца в связи с эдаким поворотом. Да и она явно больше не видела ясный свет очей своих.

Сильнейшие из генералов выбыли из игры, что не сулило ничего хорошего. В тот момент, люди начали осознавать: эта битва была проиграна с самого начала. Фумчане в панике бежали кто-куда. Бросали орудие и убегали так далеко, как только могли. Многих из них настигала смерть, пройдя всего лишь считанные метры, другим же удавалось бежать до момента, пока не зашли в зону зараженных товарищей. Так, из раза в раз, погибали отважные воины, что, вероятно, уже пожалели о своем решении последовать неопытному повстанцу. Но что уж теперь думать — слишком поздно.

Оставшиеся шесть часов погибали остальные члены дивизий. Были, конечно, и глупцы, что прибежали на поле боя в самом разгаре битвы и пожалели, ведь пали ниц за считанные минуты. И вот, когда к границам павшей нации пришла темная ночь-мать, битва была завершена сокрушительным поражением фумчан.

Потери армии Цанахина варьировались от 19 до 20 тысяч воинов, в то время как из 109 тысяч фумчан спаслось не более сотни. Это была тяжелая, трагичная и, что главное, странная битва, в ходе которой, при помощи неясной силы, было свержено неизмеримое количество гражданских.

Когда в ночь с 20 на 21 марта царь вернулся со своими прихвостнями в столицу, народ утерял какую-либо веру и надежду на завтрашний день. В период Войны Иносиси, вместе с сотней тысяч воинов погибла вся нация. Битва была завершена, победа досталась стороне зла и отныне империя будет жить по правилам сего тирана.

Буквально на следующей день было выдано указ, запрещающий использование кэндзюцу и прочего менталитета фумчан на территории подчиненного государства. Помимо сего, совсем скоро на поле битвы прибыла принцесса Дунфана, коя со слезами на глазах глядела на атрибуты, принадлежащие павшим воинам и сестрам. Глядя на изуродованное лицо девушки и лежащие подле меч и хильфон, она искренне верила, что хотя бы одна из них осталась в живых.