Впереди на дороге замаячила движущаяся точка.

Большой Пьер поднапряг глаза и сумел разглядеть медленно катящийся фургон.

«Похож на купеческий. Может, удастся к нему пристроится? – подумал он. – „обозом-то куда надежней…“

И, подъехав к окошку кареты, сказал Жанне:

– Госпожа, там впереди повозка едет. Если люди честные, да попутные, пристанем к ним.

Жанна и Жаккетта тут же высунулись с двух сторон кареты, с любопытством рассматривая возможных попутчиков.

Через полчаса они нагнали повозку.

Фургон с парусиновым верхом неторопливо вдавливал в дорожную пыль широкие, окованные железом колеса. Из его чрева раздавались нежные звуки флейты и отрывистые буханья бубна.

Очень толстый и очень тощий субъекты сидели на задке фургона и угощались из оплетенного кувшина вином, на закуску пожирая взглядом окрестности. Тощий поглаживал пальцем крохотный гребешок лысой квочки в цветастом балахончике, примостившейся у него на коленях.

– Привет, Франсуа! – звонко крикнула Жаккетта. – Расскажешь, как ты оживляешь жареную курицу?!

Фургон бродячих артистов и экипаж Жанны стояли в ложбинке у ручья. Распряженные и стреноженные кони пытались щипать позднюю травку. Ярко горел костер. Темнело.

– Вот уж не думала, что когда-нибудь увижу тебя, да еще здесь! – заметила Жаккетта, блаженно подставляя пятки теплу костра.

– Я тоже никогда не думал, что очутюсь в такой дыре! – возмущенно воскликнул Франсуа. – А кто виноват? Он!

И обвиняюще ткнул пальцем в толстяка.

– И ради чего?! Рыцарь, пригласивший нас – скряга! Замок его старый и маленький, винный погреб пустой, служанки страшные, а его супруга прилипучая, как свежий коровий навоз! Играли себе в убыток, только ради высокого искусства! А имей кое-кто хоть капельку ума, сидели бы себе в Нанте и в ус не дули!

– Уж ты-то не прибедняйся! – насмешливо отпарировал толстяк. – Только благодаря твоим усилиям винный погребок в этом замке опустел и господин рыцарь правильно рассудил, что уж если ты отведал и его вина, и его жены, то не он остался в долгу у тебя, а ты у него! Молись, что цел… А Вас, госпожа, что заставило в такую опасную пору путешествовать по неспокойным дорогам? – обратился он к Жанне.

– Не в обиду Вам будь сказано, но охраны у Вас маловато. Для такой красивой дамы это большой риск.

– Очень серьезные обстоятельства вынуждают меня как можно скорей добраться до Нанта и отплыть оттуда домой, – обтекаемо ответила Жанна, тоже сидевшая у огня, как простые смертные, но на раскладном стульчике. – Я бы тоже хотела иметь эскорт посолиднее, но увы, приходится довольствоваться тем, что есть.

– Если вы не против, мы бы доехали до Нанта в вашем фарватере, – неожиданно щегольнул морской терминологией Большой Пьер.

Толстяк задумался.

– Раз уж наш разговор поплыл по волнам, то скажу, что быстроходной галере тяжело держаться кормы медлительного селандра [47] . У меня, госпожа графиня, есть предложение получше… – он поворошил веточкой угли, повертел ее в руках и закинул в костер. – Я уверен, что в своем экипаже Вы попадете в город с куда большими трудностями, чем в нашей колымаге. Мы ведь в Нанте долго выступали, нас знают и пропускают беспрепятственно.

– То есть, я отправляю с Большого Пьера с конюхом домой, а сама с камеристкой поеду с вами? – быстро сообразили все выгоды предложения Жанна.

– Ну да, – подтвердил толстяк. – Если госпожа не сочтет это путешествие недостойным своего положения…

– Госпожа не сочтет! – Жанна развязала кошель, достала несколько монет и вложила в ладонь толстяку. – Я поеду с вами.

Всем сразу стало легче от такой удачной развязки проблемы.

К этому моменту подоспел ужин. Непринужденное веселье согрело сердца и развязало языки. Уплетая жаркое, актеры вспоминали представление в замке, где они были, и вся поляна тряслась от дружного хохота.

Жанна не отставала от остальных, начисто забыв, что ей, в принципе, не полагается веселиться в компании подобной публики, а надлежит хранить гордое молчание, обозначая разницу в положении бродяг-актеров и знатной дамы.

«Пусть тетя Аделаида его хранит!» – отмахнулась она от слабых укоров совести. – «А то интересно получается: веселиться с ними нельзя, а смазливых актеров по ночам принимать можно!»

– А где вы прекрасного Ливистра потеряли? – сквозь смех спросила Жанна у толстяка.

– О! Он остался в замке одной дамы, страстной театралки. Помогает ей устроить театр из сарая и актеров из вилланов. Скоро вернется муж той дамы и Ливистр приползет в родную труппу весь в синяках и кровоподтеках. А пока я – прекрасный Ливистр! – опередив толстяка, сообщил Франсуа, перемалывая крепкими зубами жесткое мясо.

– Ты?! – фыркнула Жаккетта. – Ну и Ливистр, за палкой не видно!

– А мне нашили столько пакли в костюм, что на сцене я толще его! – махнул в сторону толстяка костью фокусник.