«За такое и наказать не грех! Что там сказал Митроха, — вспоминаю слова парня, — на тракте они только рогатки поставили супротив конницы и держат там постоянно троих воинов. Раз это все, то Товтивил действительно не ждет вмешательства со стороны, а с местным боярством у него, скорее всего, полюбовный уговор».

Представив всю картину, растягиваю губы в усмешке.

«Тогда кто помешает мне войти ночью в город и устроить литвинам кровавую побудку».

Бросаю последний взгляд на карту. Отпечаток грязного пальца остался на том месте, где по словам Митрохи встали на постой литвины.

'И пусть я не знаю, в каких избах точно они ночуют, но домов здесь не так уж и много, десятка три-четыре. Я смогу атаковать одновременно все, а там уж… Главное, что все они кучно в одном районе, всего на двух улицах. Если поставить ударный кулак на перекрестке, то можно будет из одного места контролировать всю ситуацию в целом.

Стоя за широкой елью, смотрю на дорогу. Там мужик в длинном армяке и надвинутом на глаза треухе ведет под уздцы низкорослую лошадку, впряженную в крестьянские дровни.

Оставляю мужика с санями и веду взглядом вдоль зимнего тракта, пока не упираюсь в перегораживающие дорогу крестообразные ежи рогаток. За ними ярко-желтое пятно большого костра и три темных силуэта, греющиеся у горящего пламени.

Отвожу еловую ветку, чтобы лучше видеть. Отсюда шагов двадцать до заставы, но я не опасаюсь, что меня заметят. Литовцы беспечно стоят возле самого огня, а значит, все за пределами освещенного пятна для них сплошной, непроглядный мрак. Треск костра заглушает звуки, так что я даже разговаривать мог бы негромко, они все равно ничего бы не услышали.

Рядом со мной, заняв позиции для стрельбы, рассосредоточились еще шестеро стрелков, но бить отсюда слишком рискованно. Засветка, да и деревья мешают. Уж очень велика вероятность, что кто-нибудь из караульных останется жив и поднимет тревогу. Такой исход я хочу исключить полностью, поэтому по дороге едут сани, а ближе к заставе прячутся еще трое бойцов. Последние врылись в снег буквально шагах в пяти от заставы и должны в случае чего довершить начатое раньше, чем кто-нибудь из караульных успеет открыть рот.

Подтверждая мою уверенность в том, что караульные ни хрена не видят, сани подъехали почти вплотную к рогаткам прежде, чем их заметили.

— Стой, куды прешь! — Один из караульных подхватил факел и шагнул к рогаткам. Разглядев крестьянские дровни, он недоуменно пробасил — Откуда ты взялся мужик на ночь-то глядя?!

— Да вот задержался! — Мужичок вытянул руку и указал на лежащие в санях дрова. — Пока нарубишь, пока погрузишь, а день ныне, сам знаешь, короток!

К моему огорчению, охранник, доверчиво кивнув, взялся за рогатку, намереваясь освободить проезд. Такая легкомысленность в мои планы не входила, и я даже мысленно заорал ему — ты что делаешь, паразит, а досмотреть груз!

Словно услышав меня, литвин в последний момент вдруг засомневался и, оставив преграду на месте, подошел к саням.

— Так что у тебя тут?! Дрова говоришь?!

Мужичок подозрительно активно заегозил.

— Да дрова, дрова! Чего там смотреть! Не на че и глядеть-то!

«В наши времена такая реакция обязательно бы заставила гаишника заглянуть в багажник. — Мысленно подзуживаю стражника. — Так что давай-ка проверь, что там у него в санях!»

Митроха, исполняющий роль крестьянина, дословно выполняет мои инструкции. У него задача, чтобы все трое вышли на дорогу и подставились под прицельную стрельбу.

Бурная эмоциональность неурочного крестьянина, как и ожидалось, лишь укрепила подозрения литвина. Подняв повыше факел, он осветил сначала лицо мужика и, заставив того замолкнуть, подошел к наваленным в санях дровам.

Туша оленя под накиданным валежником была спрятана так, что укрыться от внимательного взгляда не имела никаких шансов.

— Что это у тебя там?! — Литвин ткнул в просматривающее сквозь дрова оленье копыто.

Мгновенно переменившись в лице, возчик испуганно вскрикнул.

— Где?! Дрова там тока!

— Дрова говоришь?! — Стражник попытался разгрести дыру побольше, но в одиночку у него не получилось, и он кликнул своих.

— Эй, парни, идите сюда! Гляньте че тут есть! — Желание отнять как минимум часть добычи и провести остаток дежурства, лакомясь жареной олениной, слышалось в голосе литвина настолько явственно, что я мысленно поздравил себя с тонким знанием психологии проверяющего.

Удовлетворенно хмыкнув, я довольно вольно проинтерпретировал про себя строки Пушкина.