Эпохи Средневековья и Возрождения отличаются отсутствием оригинальных и разработанных теорий комического, что компенсируется целым пластом литературы – сатира Франсуа Рабле [101] и Эразма Роттердамского [142], новеллы Джованни Боккаччо [20] и творчество Мигеля Сервантеса [105], комедии Уильяма Шекспира [134] и Лопе де Вега [78] оказали значительное влияние на дальнейшее развитие теории комического.

Нужно отметить основные социально-философские категории, наполняющие «Декамерон» Дж. Боккаччо. Смех «Декамерона» - квинтэссенция жизненной энергии, победа естественности, жизни и свободы над запретами, гуманизма над клерикальностью, радости над страхом.

Остановимся подробнее на идеях Франсуа Рабле, определившего понимание комического как проявления избыточной энергии, жизнерадостности. Ф. Рабле воплощает онтологический подход к восприятию комического, подвергая сатирической комизации пороки целых общественных групп (невежество ученых, схоластичность Церкви, продажность судей, расточительность колонистов), однако восхищаясь при этом силами, мощью человечества в целом, науки в целом, противопоставляя религии веру в естественную нравственность человека, подчеркивая важность физического начала в нем, но признавая главенства начал нравственного и интеллектуального [110]. Идея Ф. Рабле, что источником комического являются избыточная энергия и радость, является краеугольным камнем в нашей концепции генезиса комического.

Философский анализ комического и смеха возобновляется в Новое время.

Томас Гоббс исследует причину возникновения смеха и приходит к выводу, что это «внезапное чувство тщеславия, возникающее в нас под влиянием неожиданного представления о каких-нибудь наших личных преимуществах и сравнения последних со слабостями, которые мы замечаем в данный момент в других людях или которые нам самим были свойственны в прежнее время» [38, c. 546]. Ключевыми в концепции Т. Гоббса выступают положения о внезапности и о чувстве превосходства, лежащем в основе смеха. Он был первым, кто предположил, что причина возникновения смеха заложена не в объекте, но в субъективных переживаниях человека, и тем самым положил начало субъективистскому подходу к рассмотрению комического [38]. Влияние Т. Гоббса прослеживается в работах Дж. Аддисона [185], А. Бейна [160], Ч. Грюнера [173] и других. В той или иной форме предположение о наличии или возникновении у субъекта комического некоего чувства превосходства над объектом прослеживается в большинстве теорий комического, примем его и мы.

Иммануил Кант, как и Томас Гоббс, находит источник смеха в субъекте, но, в отличие от последнего, И. Кант называет источником смеха облегчение, возникающее при разрядке напряженного ожидания: «Смех - это аффект, возникающий из внезапного превращения напряженного ожидания в ничто. Именно это превращение, которое для рассудка безусловно не радостно, все же косвенно вызывает на мгновение живую радость» [60, с. 206]. Кроме того, И. Кант отмечает, что в объекте комического должна содержаться некая иллюзия, разоблачение которой и является причиной смеха, а функция его - разоблачая, примирять противоречия [60].

Идеи И. Канта получили дальнейшее развитие в трудах Г. Гегеля [32, 33], Г. Спенсера [122] и Жан-Поля [53], которые восприняли и переработали его концепцию о переходе ожидания в ничто. Мы используем одно из предположений И. Канта [60], включив иллюзию в сферу объектов комического.

Жан-Поль опирается на идеи И. Канта, но развивает и изменяет их, создает оригинальную классификацию проявлений смешного, включая в эту сферу иронию и юмор, но не включая сатиру, причем ирония представляет собой выражение объективного контраста, скрывающего за собой субъективность, тогда как юмор опирается на субъективный контраст. Сатира, согласно утверждению философа, возникает при переходе из сферы рассудка в сферу морали. В сатирических произведениях ничтожное, лежащее в основе смеха, выступает не как заблуждение, а как порок и вызывает уже не удовольствие, а гнев; смех трансформируется в моральное неодобрение [53].

Идеи Жан-Поля о связи смеха и игры, остроумия и интуиции, о динамизме, универсальности комического оказали значительное влияние на дальнейший философский анализ феномена комического и нашли отражение в работах многих философов, в частности К. В. Зольгера [58], А. Шопенгауэра [148], И. Фолькельта [135], Г. Геффдинга [35], Г. Лотце [80]. Для нас особое значение имеет мысль философа о разделении смеха на разумный и физический.

Георг Гегель разделяет искусства на комедию, трагедию и драму на основании соотношения в них субстанциональности и субъективности. Если в трагедии главная роль отводится субстанциональности, то в комедии «субъективность как таковая в ее воле и действии, а также внешний случай завладевают всеми отношениями и целями», и если «…в трагедии через примирение выходит победительницей вечная субстанциональность… то в комедии, напротив, верх остается за субъективностью в ее бесконечной самоуверенности» [33, с. 578 - 579]. Г. Гегель первым дифференцирует понятия смешного и комического, выделяя комическое как часть сферы смешного, отличающуюся осознанием своих недостатков и возвышением над ними. «Смешон может быть всякий контраст существенного и его явления, цели и средств, противоречие, благодаря которому явление снимает себя в самом себе, а цель в своей реализации упускает себя. Пороки людей, например, не комичны. Глупости, нелепости, заблуждения сами по себе тоже далеко не комичны, как бы ни смеялись мы над ними» [33, с. 579]. По Г. Гегелю, комично несоответствие цели и результата, комичны ложь и заблуждение, а социальная цель комического – разоблачение этих явлений [33], и смех является средством выявления ничтожности. «…В отношении смеха, - пишет он, - мы знаем, что он вызывается противоречием, непосредственно обнаруживающимся вследствие того, что нечто сразу превращается в свою противоположность, следственно, в непосредственно само себя уничтожающее» [32, c. 122].

В отличие от И. Канта, который тоже называет разоблачение иллюзий причиной смеха, у Г. Гегеля основное значение приобретает не субъект, но объект [32].

Теория Г. Гегеля получила дальнейшее развитие в трудах К. Маркса [87] и Ф. Энгельса [151]. В своей работе мы будем опираться на положение о разоблачающей и уничижающей социальной роли смеха в применении к таким категориям, как ложь, иллюзия, заблуждение, а также остановимся подробнее на диалектике свободы и необходимости в рамках комического.

Согласимся и с К. Марксом, который рассматривает смех как явление историческое и называет в качестве его причин само развитие мировой истории, а именно противоречие желаний, иллюзий и деятельности субъекта объективным законам развития общества: «Что значат крохи нашего остроумия по сравнению с потрясающим юмором, который прокладывает себе путь в историческом развитии!» [87, c. 338].

В ХIХ веке комическое также рассматривалось с позиций иррационалистической философии.

Артур Шопенгауэр исследует феномен смеха в работе «Мир как воля и представление» [148]. Философ объединяет и развивает идеи предшественников (Цицерона о несоответствии формы содержанию, Т. Гоббса о неожиданном осознании, Жан-Поля о контрасте) в трактовке смешного как реакции на неожиданное осознание несовпадения реальности и представления о ней. Неожиданность, а вернее мгновенность, осознания будет входить в число ключевых характеристик комического в нашей концепции. А. Шопенгауэр рассматривает роды смешного и выделяет два таких рода: острота, появляющаяся, когда «в сознании возникают два (или несколько) очень различных реальных объекта, наглядных представления, и их намеренно отождествляют в единстве понятия, обнимающего оба предмета» [148, с. 154], включающая каламбур и игру слов, и глупость, возникающая, когда «объекты, во всем различные, но одинаково мыслимые в этом понятии, рассматриваются и трактуются одинаковым образом, пока перед изумленным и пораженным деятелем не обнаружится их полное различие в остальных отношениях» [148, с. 154], оцениваемая философом как явление социальное, поскольку характеризует механизмы взаимоотношения человека и общества.