Я увидел в иллюминаторе ярчайшую вспышку, и станцию сильно тряхнуло. Я услышал треск ломающихся переборок, ударился головой, потерял сознание - и очнулся в каком-то сарае. Я уже находился в прошлом, в одна тысяча девятьсот семьдесят пятом году, то есть в вашем настоящем.

Горбовский замолчал, немного виновато развел руками и опустился на диван. В комнате наступила тишина, лишь тикали часы на столе.

– А часы?
– дрожащим голосом спросила Таня.

– Что - часы? А!
– понял Горбовский.
– Они стояли в комнате моей матери с тех пор, как я себя помню.

– Значит, вы были... то есть будете... моим мужем и сыном... Отцом самого себя...
– задумчиво произнесла Таня.

Горбовский опустил голову и вздохнул:

– Выходит, так...

– Вы знаете, Партан, что самое смешное?

– Что?
– Горбовский удивленно вскинул брови.

– Я вам верю.

Oнa встала со стула и села рядом с ним на диван. Горбовский молчал.

– Хотя, если разобраться, получается какая-то ерунда. Ведь мы знаем свое будущее и можем изменить его. Например, не жениться.

– Ну это вряд ли, - Горбовский осторожно положил руку ей на плечо.
– Я знаю ваc всего день, даже меньше...
– он помолчал, потом добавил твердо: И люблю вас.

– Пожалуй, этот вариант действительно отпадает, - она с улыбкой заглянула ему в глаза.
– Но мы можем подождать с ребенком. Можем не отправлять его в институт по специальности космического монтажника. Можем, наконец, не пустить его на станцию в тот день.

– Ну что вы, Таня, - печально усмехнулся Горбовский.
– Теперь я вспоминаю, что мать с отцом очень не хотели, чтобы я поступал в этот институт. Но разве я послушался их? Не пустить на станцию? А мой отец смог не пустить меня? Ну а насчет того, чтобы подождать с ребенком... Мне кажется, это не сыграет никакой роли. Все равно когда-нибудь он родится, вернется в прошлое и вновь встретит вас. И они будут говорить то же, что говорим мы... И что говорил до нас мой отец...

– Но ведь можно попытаться, - настаивала Таня.
– Попытаться разорвать круг.

Горбовский бережно обнял ее.

– Можно...

Он помолчал, потом задумчиво сказал:

– Только боюсь, что когда-нибудь, в один июньский день, к примеру, две тысячи восьмого года, когда он будет собираться на станцию, я войду в его комнату и попрошу остаться. А он ответит мне: "Нет, я не могу". И время опять потечет по кругу...

– Я сумею удержать его, - тихо, но решительно сказала Таня.

Горбовский молчал.

г. Калинин, 8 мая 1973 г.