Шрифт:
– Ну хоть на этом спасибо.
– Не расстраивайтесь, – пытался успокоить Аркадия Журналист. – Я все понимаю. Просто обидно получить мат в партии, которую, казалось, просчитал до последнего хода.
– От фамилии не уйдешь. Пингвин, он всегда остается пингвином.
А потом в кафе зашли полицейские. Они сразу спустились в подвал.
Хозяйка и папаша Фуко оставались у стойки.
– Пойдем, подышим свежим воздухом, – предложил папаша Фуко.
Она согласилась.
Потом какие-то люди вынесли из подвала трупы Профессора и парня в майке с Че Геварой.
И в кафе больше никого не осталось.
Дело о пингвинах
И тогда из-под стойки вылез Анри Ботье. Он взял трубку телефона, набрал номер:
– Я хотел бы поговорить с товарищем Альбером. Здравствуйте, товарищ Альбер! Это говорит революционный студент. Я только что получил задание от революционной актрисы. Ее преследует полиция. Да-да, все по порядку. Меня зовут Анри Ботье, почти как Потье, автора «Интернационала». Революционная актриса получила от борцов какие-то документы. Нет, я не знаю, какие. Да, там был листок с формулами. Полиция все документы изъяла. Но актриса подменила этот листок. Дала им какой-то другой. А главный листок отдала мне, сказала ваш номер телефона и просила вам передать. У меня к вам вопрос, товарищ Альбер. Как вы относитесь к борьбе против варварского истребления пингвинов? Я был совершенно уверен, что все прогрессивные силы поддержат борьбу за спасение пингвинов. Вы мне не поможете добраться до Патагонии? Когда? Лететь в Патагонию прямо завтра? Конечно, могу. Оплатите мне проезд из-за солидарности с пингвинами? Я знал, что истинные революционеры всегда помогают друг другу. Да, на обратном пути я могу залететь в Колумбию, забрать чемодан, который забыл там ваш друг. Спасибо. Как я могу передать вам листок? Понял. До скорой встречи, товарищ Альбер.
Он вышел на улицу. Там толпились полицейские и зеваки. Он думал, какую запеть песню. Потье? Это было бы слишком. А если не Потье, то, конечно же, Клеман, Жан Батист Клеман! Le Temps des cerises.
И он запел:
– Quand nous en serons au temps des cerises («Когда наступит пора вишен»).
Он шел через толпу и пел. Пел он эту песню, конечно, хуже, чем Ив Монтан, но на него никто не обращал внимания.
Послесловие
Автор долго выбирал эпиграф, но так и не смог решить, какой из двух. Поэтому оставляет выбор эпиграфа на усмотрение читателя.
Nulla magis quam audax et hominibus honestam innocentium.
(«Нет на свете более смелых и честных, чем наивные»).
Латинское изречение