Шрифт:
– Господин Ортнер! – позвал снизу эксперт Гьюл.
Что-то в его голосе показалось настораживающим. Ортнер посмотрел на Гьюла с обочины. Непроницаемое лицо опытного безопасника. Но Ортнер, не менее опытный, умел читать и по таким. Гьюл обнаружил нечто. Нечто очень нехорошее.
С сожалением скинув мешающий плащ, Ортнер стал спускаться, опираясь на руку патрульного, не успевшего сделать вид, что он занят чем-то другим.
– Господин Ортнер, – прошептал стажер, указывая на кабину. Глаза большие-большие, а в них шок. – Там женщина. Три-четыре дюжины весен, – продемонстрировал он профессионализм, невзирая на подавленное состояние. – Точнее не определить: труп обгорел.
Сердце сжалось. Гибель мужчины вызывает грусть, но гибель женщины – двенадцатикратную печаль. Или во сколько там раз их меньше? Господин Ильтен упоминал однажды, но Ортнер забыл. Лучше и не знать, чтоб не расстраиваться. Три-четыре дюжины весен – значит, могла бы еще нескольких детей родить до климакса, а теперь – всё.
Пожарные возились с резаком – необходимо было разрезать кабину, чтобы вытащить тело. Гьюл, стоящий рядом с ними, посмотрел на начальника, и в его взгляде Ортнер прочел: дурные новости не закончились. Он деликатно отстранил плечистого пожарного и заглянул внутрь.
– Зохен!
– По-моему, она непохожа на зохена, – буркнул пожарный. – Красивая баба была, не глядите, что лицо попорчено.
Глубокая царапина от виска и через весь лоб, запекшаяся черная кровь, сморщившаяся от пламени кожа на левой щеке…
– Вы тоже узнали, да? – почти неслышно спросил Гьюл.
Ортнер вздохнул и молча кивнул. Не есть нам больше варенья, подумалось почему-то. Вот я кретин, выругал он сам себя, неужели мне больше не о чем жалеть? Деревяха стоеросовая, как она сказала бы. Но нет, это просто защитная реакция нервной системы. Думать о несущественном, крутить в мозгу глупости, чтобы сердце не отказало от перегрузки.
– Что мы ее мужу скажем? – проговорил Гьюл. Эксперт, кажется, тоже в эмоциональном ступоре.
Ортнер взял себя в руки. Он же не впечатлительный родственник, он – руководитель следственной группы. Его задача – установить, почему и как случилось то, что случилось, и сообщить свои выводы в подходящих формулировках.
– Скажем, что не справилась с управлением.
Чтобы она да с управлением не справилась? Зохенский бред. Поверит ли муж? Он ее хорошо знает, но в достаточной ли степени, чтобы адекватно оценивать ее мастерство вождения? Ортнер-то помнил, что она творила в лесу, лавируя между деревьями и оврагами, когда ловили неудачника, укравшего ребенка в Тильгриме. Он, Ортнер, вообще не предполагал, что автомобиль может там ехать. И этот урод не ожидал. Думал, что на велосипеде легко уйдет от пеших преследователей, а вот как бы не так.
Он напишет в заключении, что она не сумела удержать машину на дороге. А потом не смогла выбраться. Тоже бред. Кто другой, может, и усомнится, но экспертам ясно, что труп не зажат. Она непременно выбралась бы: заклинила дверь – разбила бы окно, застряла одежда – разорвала бы ее к зохенам. Потеряла голову от страха? Нет, не про нее.
– Вы думаете о том же, что и я, господин Ортнер?
– Смотря о чем вы думаете, господин Гьюл.
– О том, что не стоит знать мужу.
Лицо спокойное и решительное, руки сжимают подплавленную оплетку руля. Она направила машину именно туда, куда хотела. Дюжина зохенов!
– Я не понимаю одного: почему? зачем?
Стажер стоял в сторонке, сверля начальство преданными глазами. Заметив, что старший командир обратил на него внимание, выпалил:
– Я звоню-звоню, а господин Ильтен не отвечает! – Чувствовалось: стажер рад, что ему не доведется сообщить мужу о смерти жены, но какое-то неизвестное пока обстоятельство мешает ему испытать радость в полной мере.
– И что же вы намерены в этой связи предпринять? – осведомился Ортнер.
– Я уже, господин Ортнер! Я позвонил в городское управление службы охраны безопасности Ноккэма. И высший командир Руани объяснил, что господин Ильтен никак не может подойти к телефону.
– По какой причине? – Начальник превозмог желание тряхануть подчиненного за шейный платок.
– А он тоже, господин Ортнер! Вчера вечером господин Ильтен умер в больнице.
– Небесные силы, – пробормотал Ортнер.
– Они самые, – меланхолично подтвердил Гьюл.
Картинка сложилась. Вот он, мотив. Ортнер слышал от коллег с Т4, что в некоторых уголках Вселенной для вдовы считается приличным совершить ритуальное самоубийство, дабы воссоединиться с супругом в посмертии. Для ребят это настоящая головная боль: на Т4 довольно много женщин из такого мира, они привычны к снегу, вот и выдают их замуж на снежную планету. А потом служба охраны безопасности вынуждена мониторить смерти женатых мужчин, чтобы вовремя вмешаться и не дать женщине осуществить этот проклятый ритуал. Должно быть, госпожа Ильтен оттуда же, в своих рассказах она неоднократно упоминала снег. И поговорки у нее про снег были. «Зимой снега не допросишься», – говорила она про жадного соседа. А когда безопасники приезжали к ней неожиданно, выговаривала им: «Как снег на голову!» Ортнер загрустил.
– Невозможно себе представить, – проговорил Гьюл, глядя, как подчиненные упаковывают тело в мешок. – Она же так любила жизнь. И вокруг нее жизнь кипела.
Помолчал и заключил:
– Теперь все будет не так.
Гьюл порой завидовал ее мужу. Поразительная женщина, не падающая в обморок при виде чужих трупов и способная надавать по морде грабителям и убийцам. Жаль, что она была не его женой, и не только поэтому. Она создавала вокруг себя атмосферу праздника на грани с шабашем. Шашлыки и блины, веселые посиделки с байками об охоте и работе, чай с вареньем… Все это уже в прошлом.