С тех пор уже прошло много времени. В армию меня не взяли, потому что у меня была справка о психическом расстройстве и о том, что я стоял на учете в психоневрологическом диспансере. Мамы не стало в прошлом году, когда мне исполнилось двадцать. Я всю жизнь мучился догадками, что же тогда произошло, но никто мне не рассказывал, как я не старался выбить правду. Всегда меняли тему разговора и уходили от ответа. И вот спустя столько лет, я вернулся в деревню, чтобы раз и на всегда поставить точку в этой истории.

Вот он тот же дом, где я провел почти все то злосчастное лето. Точнее то, что осталось от дома. Крыша сгнила и провалилась, окна, как пустые глазницы, чернели провалами, двор зарос бурьяном, так что к калитке было даже не подойти. Это было странно, так как в деревне не было ни одного заброшенного дома. Если кто-то уезжал, то их жилище занимал кто-то другой. А этот стоял покинутый и заброшенный, почти в самом центре поселка. Я смотрел на развалины, докуривая сигарету.

– Сынок, а ты что тут стоишь? Негоже, место то проклятое! – Раздался голос из-за спины.

Я повернулся и увидел почтальона. Постаревшего, осунувшегося, но все на том же велосипеде и в том же выгоревшем и полинялом пиджаке.

– Проклятое? Это почему же? – спросил я.

– А ты что не знаешь, штоль? – Почтальон поправил кепку.

– Нет.

– У тебя горло есть чем промочить?

– Найдется.

Мы зашли в местное сельпо, купили бутылку водки, лимонад колокольчик и черный хлеб. Выйдя из магазина, дошли до небольшого пригорка и остановились под раскидистой березой. Почтальон скинул пиджак, уселся на него, плеснул себе горячительного, закусил хлебом.

– Плохое там место. Темное. – Сказал он занюхнув краюху.

Я лишь посмотрел на него в ожидании продолжения.

– Там раньше жил кузнец местный, Матвей. Старый уже был, за шесят. С женой жил. Все у них ладно было. До поры до времени. – Почтальон налил еще стакан, опрокинул, прокашлялся, достал мятую папиросу и закурил. – Как-то вернулся он с кузни домой, чуть за полдень. Обычно вечером приходил, а тут дернул его черт днем прийти. Да не с пустыми руками шел, косы нес заточенные, да топоры новые. Зашел во двор, а там сосед его, Аркаша, в труселях одних из дома выходит. Тут нечистая Матвея и накрыла. Схватил он топор да Аркаше прямо в лоб вдарил. Сразу на смерть. Жинка его выскочила из хаты, так он ей руки по локоть косой отсек, с одного удару. Бабка в дом забежала да там и померла, кровью истекла. Сам Матвей в коровнике повесился. Да неудачно, трахею сломал и не помер сразу. Говорят, он болтался там еще с полчаса, всю шею себе в кровь разодрал пока помер. Что на бабку на старости лет нашло, один черт её знает, но вот так померли они все трое. Темное место. Страшное.

Я оцепенел от рассказа почтальона, вспомнил и старушку, и мужика в трусах и мужа её, который горло себе чесал. Взял бутылку, сделал несколько глотков и даже не почувствовал обжигающего вкуса.

– Говорят души их там и остались. Мальчонка один, – продолжил почтальон. – Давно, дет пятнадцать назад, все лето в этот дом бегал. Я заметил его, когда он как-то вечером через забор лазил. Думал он там угощенье хряпает, которое местные в память, как на могилку в дом носили. Этот Васильковой внук был. Пришел я как-то к нему. А он и говорит, что по дому помогает старухе, про мужа ее мне рассказал. Я тогда и понял, что призраков он видал, не мог мальчонка сам придумать, потому что в деревне никто не рассказывал про это. С тех пор дом этот все стороной и обходят. Плохое там место, проклятое.

Две большие куриные с двойным сыром, пожалуйста! – Сказал я кассиру в переднике с крупным логотипом «Стамбул Шаурма».

Тот в ответ кивнул, постучал по экрану компьютера и предложил мне оплатить. Я приложил телефон. Пропищало, вылез чек. Осталось дождаться заказ. Я осмотрелся по сторонам и увидел возле входа в заведение кота. Обычного, черно-белого, но жирного до невозможности. Он лежал на ступеньках, как хозяин и осматривал всех входящих внутрь. Кот повернулся и посмотрел на менял своими желтыми глазами, словно почувствовав, что я на его уставился. Давно хотел себе завести питомца, но никак смелости не наберусь, слишком много ответственности. Через пять минут уже шел по улице с пышущим жаром пакетом. Зазвонил телефон. На экране высветилось «Саша брат».

– Привет!

– Привет Тоха, как ты там?

– Да уже намного лучше, спасибо! – Ответил я, огибая лужу на тротуаре.

– Да напугал ты меня знатно, сколько помню, ты никогда так не болел.

– Я и сам не знаю, что это было. Просто слабость ужасная, голова кружилась, тошнота и аритмия. Никогда на сердце не жаловался.

– Ты смотри там, к кардиологу сходи. Куда топаешь?

– К Кире иду, сегодня у нее останусь.

– Вы же две недели всего знакомы, а уже ночуете друг у друга?

– А что мы, дети малые что ли? Тем более она тоже за меня переживает.

– Хорошо, ты хоть цветов там, или шампанского купил? В гости же идешь.

– Лучше, я две шаурмы взял. – Сказал я, переходя дорогу на зеленый свет и осматриваясь по сторонам.

– Ты вообще дурак? Кто ходит к девушке с шаурмой?

– Она вообще-то сама попросила. Сказала ей цветы не нужны, бесполезная трата денег. Шампанское дрянь, от него голова болит. А шавуха наше все, диетическая еда, курочка с салатом в лаваше.