Он лишь понимающе кивнул. Ехали мы молча. Спасибо, что больше не было приставучих вопросов. На улицах города как обычно, жизнь текла рекой. Люди гуляли, пили пиво на лавочках. Завидую их счастливому вечеру, хотя, может, так они глушат свою боль? Мою бы кто потушил. Не хочу больше ничего чувствовать. Не хочу, чтобы кто-то еще разбил мое и без того потрепанное сердце. А еще не хочу ныть. В ту минуту, на эмоциях я приняла важное решение. Я буду сильной. Я буду одна. Мне не нужна любовь, она только делает меня уязвимой. Все мысли об интрижках с Марэ откладываю в самый дальний ящик целей. Я скоро стану бессмертной, если суждено когда-нибудь да будем вместе. Вампирам некуда торопиться.

Дом моего друга – своеобразное пристанище. С виду дом аристократа, но вот что скрывается за его стенами, известно считанным людям. Это склеп, оружейная, бункер и прекрасное место для пыток. Все защищено, оборудовано первоклассными камерами видеонаблюдения.

Ночка будет жаркая. Я спустился в подвал. Стальные двери не сорвать с петель даже вампиру. Надо очень постараться, чтобы хоть как-то их повредить. Мы это испытывали, перед тем как ставить.

Горел тусклый свет. Пахло страданиями и смертью. Да, у этого есть свой запах. Очень специфичный. Смерть пахла мочой и дерьмом, а вот страдания – слезами, потом, кровью, молящими о прощении душами.

Я прошел прямо. Есть такая замечательная штука, железные балки, сваренные в виде буквы «Х». Одно из лучших изобретений человечества. Если в руки и ноги жертвы вкрутить болты, дробя кости, она остается прикованной, пока эти болты не выкрутить обратно. С каждым движением желание вырваться утихает. Так мы поступили и с этим парнишкой.

Оказалось, он один из нас – творение ночи. Это к лучшему, мучить его будет одно удовольствие. Он стоял, прибитый к стальному сооружению, голова опущена, кровь стекала по его рукам.

– Что ты чувствуешь, когда твое тело хочет регенерироваться, но не выходит? – решил подшутить Алик. Старый добрый душегуб вампиров. Гроза новообращенных и маньяков, сектантов и педофилов. Что касалось глупых поступков и детей,Алика трогало. Скольких он спас, герой наш, скольких убил, злодей наш. В этом человеке есть все, все кроме милосердия.

И правда, очень интересный вопрос задал друг. Я подошел ближе. Страдания врагов всегда вызывали у меня восторг, сравнимый разве что с оргазмом или реками человеческой крови. Я вообще своеобразный ублюдок, Камилла называет меня психом, кто-то безумцем, кто-то сумасшедшим, но я предпочитаю просто Ник…

Генри плюнул нам под ноги. Еще не совсем пришел в себя после транквилизатора, слюна частично сползала по его подбородку.

– Как давно виделся с Агатой? –спросил я, ну так, невзначай. Может, он сразу расскажет правду?

– Я не понимаю, о чем вы. – Он поднял голову и посмотрел в мои глаза. Страшно ему. Страшно.

– Думаю, ты понимаешь: если не будешь говорить, то умрешь. – Алик пошел в сторону своего стола с различными инструментами.

Вот сейчас мы повеселимся. Марэ добрый мужчина, но что касается таких изящных дел, как пытки, равных ему нет на всем белом свете. Мне когда-то дали прозвище «фармацевт» за изучение анатомии, химии, биологии и прочих наук, а ему «пожиратель». Гроза новообращенных и маньяков, сектантов и педофилов. Что касалось глупых поступков и детей, Алика трогало. Скольких он спас, герой наш, скольких убил, злодей наш. В этом человеке есть все, все кроме милосердия. Среди вампиров ходили слухи, что он появляется в ночи и забирает неугодных в свое логово, где отрезает жертвам конечности топором, смазанным мертвой полынью, и убивает. Многие думали, что он делает это ради удовольствия. Они были правы. С одной оговоркой. Он выслеживал с помощью наших ищеек и пытал лишь людей и существ, перешедших мне дорогу. Только дайте ему в руки свежее мясо! Он сделает из него фарш, а потом вполне сносные тефтельки. Но, он делал так, пока был жив его брат. Когда Маре остался один, то прекратил особые удовольствия, но как говорят – талант не пропьешь. А как говорит Алик- и не протрахаешь.

– Вы и так меня убьете, – возразил этот щенок, пытаясь вырваться. Раны разрывались сильнее из-за несчастных рывков. Ха.

– Ну хотя бы быстро. Ты же понимаешь всю тягость ситуации, зачем противишься? – Я не сдержался, придвинулся ближе и ударил кулаком о железную балку. Не буду его трогать. Сегодня я в роли наблюдателя.

– Вам ее не победить. Агата все равно убьет всех вас, а затем совет. И станет правительницей мира! – Его глаза горели от восхищения. Вот, что движет моей матерью – жажда власти. Как банально. Я уж не минуту подумал, она хочет захватить мир для своих детей или освободить свою дочь от предстоящих возможных опасностей. Ну это же Агата, мать из нее дерьмовая.

– Почему у всех злодеев одна цель, подчинить мир? – Алик взял в руки небольшой заостренный пинцет и скальпель и медленно направился в нашу сторону. Во-во, не говори друг.

– Она этого достойна. И, насколько мне известно, она – твоя мать, а почему-то на ее стороне чужой человек, а не родной сын. – Он оглядел меня с едким презрением. Мда. Серьезно? Аргумент. Аплодисменты. Я бы тебе похлопал, да боюсь стереть руки.

– Ну, если бы я был маменькиным сынком, то, наверное, не сделал бы так. – Я дал ему пощечину. – Не смей указывать мне, что, как и когда я должен был делать. Мне не нужна смерть моего отца, каким бы ублюдком он ни был, я прощу его. Прощу ему многое. Он моя семья, в отличие от матери, которая предала меня, которая украла у меня душу на долгих пятнадцать лет.

Генри лишь рассмеялся в ответ, выплевывая шмоток крови изо рта. Алик подошел ближе к его ноге.

– Мне вот интересно, сколько боли может вытерпеть тело вампира? Максимальный пик, который возможен? – Алик потирал ладони друг о друга.

–Тебе меня не сломить, – Генри стоял на своем. Хорошо. Играем дальше.

– Мне не нужно тебя сломить. Я хочу твоей смерти. И для того, чтобы она была максимально красивой, я, как видишь, обратился к своей настоящей семье. – Я отошел на пару метров и сел на стул, плотно прижимаясь к спинке.