«Мандельбаум», больше похож на постоянно плавучую, выходную вечеринку. Здесь вы всегда столкнетесь с самыми разными людьми, некоторые будут очаровательными, а некоторые… не очень.

И ведь по правде сказать так и есть, вы всегда услышите несколько вариантов ответов на вопрос: «Так чем же вы занимаетесь?»

Я уже болтал с кем-то, кто пришел чуть позже меня (я как раз двигался ко второму «Сэму Адамсу» и меня немного «отпустило»). Конечно еще не вдрызг пьяный или близко к тому, и вообще… парень я крупный (рост: шесть футов три дюйма, вес: двести двадцать… ну ладно — двести сорок фунтов, но я собираюсь снова тренироваться),[2]все-таки алкоголю удалось воздвигнуть прозрачный щит между мной и этим несчастным дураком — сбитым и мертвым на асфальте, с растекшейся кровавой лужицей вокруг. Похоже мне понадобится еще одна бутылка, чтобы немного укрепить прозрачную защиту.

— Так чем же вы занимаетесь? — спросил он.

— Университет, германские языки, специализация по готике, — ответил я.

— По какой специализации? — переспросил он.

Все так спрашивали, включая и мою мать. Ну разве что за некоторым исключением, кто просто говорил, что никогда об этом не слышал. И обычно эти исключения были менее интересны в общении, чем те, кто все-таки переспрашивал.

— Готика, — повторил я снова. — Древнейший германский язык, который записали. Епископ Ульфила перевел Библию (большую ее часть), на готский язык, в четвертом веке нашей эры.

— Ого, давненько это было.

— Угу.

— А кто-нибудь еще говорит на нем?

— Неа. С восемнадцатого века, никто, — ответил я. — Некоторые готы поселились в Италии, в шестом веке, их завоевала Византийская империя. Кто-то поселился в Испании, однако в восьмом веке, их покорили арабы. Какая-то часть осталась в Крыму, вот они как раз продержались дольше всех.

— Ну если этим языком больше никто не пользуется, есть ли смысл его изучать? — вопросил он.

Да, это был обособленный вопрос, который задавали все, включая конечно мою маму. Но сейчас спрашивали искренне, не язвительно, по тону — явно с большим интересом. И я ответил:

— Можно многое выведать о том, как развивались и менялись более молодые языки, если сравнить их с тем, который рос… и не менялся так сильно. Это интересный процесс и мне нравится этим заниматься.

— Вот-вот! — воскликнул он. — Если вам платят за то, что вам нравится, вы однозначно в выигрыше! Я сам занимаюсь такой же работой.

— О, и вы? — удивился я. Это меньшее, что я мог сделать, оплатить ему той же монетой, он же выслушал меня. — И чем же?

Оказалось, что он кузнец. Я столько узнал о подковах, гвоздей для них и лошадях, а также дорожных сплетнях. Я себе и представить не мог, что так много. Он не просто работал на ипподроме. У него имелся постоянный бизнес с людьми и лошадьми в Вудон-Хайтс, где в основном они и обитали.

После того, как мы еще немного поболтали, выяснилось, что он тоже видел, как кого-то сбила машина — на сей раз пикап. И мой собеседник видел, как это случилось, жалко бедолагу. Я сообщил Виктору. К тому времени я уже допил третью бутылку пива, так что рассказать ему об этом, представлялось необычайно важным.

Виктор, клацнув языком, произнес:

— Явно что-то происходит вокруг. Он так же угостил кузнеца за счет заведения (я вам не сказал, звали его Эдди). Да… «Мандельбаум» — первоклассное заведение.

Когда я, через пару недель, снова появился в баре, Виктор стоял за стойкой. Увидев меня, он спросил:

— Как дела, Стэн?

Я вяло отмахнулся. Мне уже приснилось несколько ночных кошмаров. Когда видишь что-то ужасное и не можешь выбросить из головы, как бы сильно тебе этого не хотелось. И чем больше пытаешься, тем сильней это прилипает.

Немного позже, после пары пива, я разговорился с индианкой, именно с восточной… не с американской представительницей индейцев.[3] Ее имя — Индира Патель. Ну… с виду не сказать, что сногсшибательно великолепна, или около того, но в общем ничего так, приятна. Хм… правда я и сам-то не сногсшибателен, хе-хе.

На тот момент, я не был обременен браком или какими-либо отношениями, так что определенные надежды я питал. Да, заведение «Мандельбаум» не обладало такими посетительскими масштабами, но даже здесь можно было завести знакомство. Конечно не такими молодыми и жизнерадостными, как в барах, расположенных в нескольких кварталах отсюда. Однако есть вероятность, что приятные общения здесь, продлятся заметно дольше.

Немного поболтав, она задала стандартный вопрос. Я как обычно рассказал. Она не стала расспрашивать «почему» и «зачем», как любопытствовал Эдди.

В ответ она просто кивнула и серьезно произнесла:

— Значит готический санскрит из германских языков.

— В большей степени да, — ответил я. — Разве что, это больше похоже на странного двоюродного деда для современных языков, чем на дедушку. К тому же, есть гораздо меньший и гораздо более бедный образец этого, — разложил я поподробней.

— Ну а вы чем занимаетесь? — пришла моя очередь поинтересоваться. Много ли вообще людей знает о существовании санскрита? Думаю, что прошлое давало ей фору, но все же…