– Спасибо.

Он отпил глоток невкусной кипяченой воды и отключился. Просто на сознание опустился черный непроницаемый занавес, и исчезло все – и испытанный ужас, и боль, и ощущение безысходности.

Женя тыльной стороной ладони убрала со лба непослушную прядь волос и продолжила зашивать раны. Работы предстояло ещё немало.

А парню просто повезло – на пару сантиметров глубже, и все обстояло бы куда хуже. Да и сейчас ещё неизвестно.

Она посмотрела на бледное, покрытое обильной испариной лицо. Интересно, кто он? И почему его хотели убить таким странным способом?

Когда она заканчивала «художественную штопку», как называли это у них в отделении, в тишине комнаты внезапно послышался странный зудящий звук. Словно огромный шмель бился в стекло. Женя вздрогнула и прислушалась. Звук доносился из кармана валявшейся в старом кресле куртки. Помедлив и ещё раз посмотрев на крепко спящего незнакомца, она решилась.

В кармане оказался кожаный футляр размером с толстенький покет-бук. Расстегнув молнию, девушка увидела дрожащий и рычащий мобильный телефон и небольшой контейнер из хромированной стали.

Отвечать или нет? Наверняка звонит кто-то из родных или друзей раненого. Она им только скажет, что он в безопасности. Только это.

Когда она нажала кнопку приема и тихо произнесла в трубку «Да?» в мобильнике послышался приглушенный баритон:

– Передай… этому – пусть вернет то, что взял. И учти – мы знаем, где он.

Женя в ужасе молчала, не зная, что сказать.

– Позвоню завтра в десять утра. И не вздумай выключить телефон.

В трубке послышались короткие сигналы. Она осторожно, словно ядовитого паука положила аппаратик на стол. Потом выдохнула и вернулась к недозашитой ране. Оставалось сделать ещё несколько стежков, но дались они ей с трудом – так дрожали руки.

6.

Первым в траншею по металлической лестнице спустился Лагода. Два медэксперта покосились, на него, но ничего не сказали.

– Что за орудие? – спросил Игорь, присматриваясь к трупу без лица.

– Больше всего похоже на остро заточенные вилы, – буркнул один из экспертов. Второй защелкнул чемоданчик и прокашлялся.

– Пока не забирайте, я тут немного… поколдую, – Лагода глянул на запястье.

Детектор показал резкое повышение уровня некроматерии.

– Колдуй, – пожал плечами первый эксперт и двинулся вперед по траншее. – Жуланов, пошли к следующему.

Оставшись один на один с растерзанным телом, Игорь постарался отключить все ненужные органы чувств – в первую очередь обоняние. Потом поводил рукой над трупом. Да уж, чего тут только нет: фон от кладбища, второй фон – кости в срезе, мертвец и… ещё что-то.

– Рыбка моя, – раздался голос Кобры с вершины траншеи. – Ты место проникновения искать будешь?

Лагода поднял голову.

Вася Коваленко, по кличке Кобра стоял на краю траншеи, расставив ноги в высоких ботинках. Крутой рейнджер, гроза нечисти и защитник ботаников из ЛИН.

– Спрыгнуть хочешь? – невольно поморщился Игорь. – Так прыгай.

– А нафига? – хмыкнул Кобра. – Мне и здесь неплохо.

Диланяна, Лагоду и весь отдел некроматерии, Кобра слегка презирал, всячески подначивал и ехидничал при каждом удобном случае. Куда уж нам, подумал Игорь. У нас не отдел, а проза жизни. Завалы регистрирующего оборудования, кабинетные споры за полночь и тонны исписанных бумаг. Рутина, обочина великой битвы магов. А у Кобры – романтика астральных драк, укрощений демонов и груды побежденных вампиров с осиновыми кольями в груди.

Игорь опустил голову и пошел по траншее дальше.

Через пару шагов остановился в недоумении, потряс рукой. Впервые на его памяти детектор завибрировал. Лагода, конечно, знал, что вроде бы есть такая функция – вибросигнал, но сам еще ни разу не чувствовал тревожный зуд на запястье. Шкала детектора багровела прямо на глазах. Игорь попятился.

– Что там? – рявкнул напрягшийся Кобра.

– Диланяна позови, – сквозь зубы ответил Игорь. – И Митьку с нейтрализатором. Тащите сюда пушку, быстро!

7.

Герман Петрович Резников поерзал на обитом светлой кожей сидении, устраиваясь поудобней и с отвращением сознавая свою громоздкость и неуклюжесть. Он никогда не умел, как другие, усаживаться в машину вальяжно и комфортно, хотя уже много лет ездил почти исключительно в дорогих служебных иномарках.

Потом Герман Петрович с неудовольствием покосился на мелькающие за окном фасады. От Москвы он уставал примерно за месяц, и уставал сильно. Наваливалась тоска – по катастрофически разболевшейся матери, по дому, в котором она осталась под присмотром сестры, по Тэсси – старой грузной сенбернарихе, которую он не мог забрать в столицу, потому что сердце у псины слабое, и перелет могло не выдержать. Но больше всего Резников тосковал по простору – дома все было огромным: суровая широченная река с поросшими кедровником берегами, горы, синеющие на горизонте, небо, так не похожее на прокопченное низкое небо мегаполиса.