Однако никто не озвучивал своих мыслей вслух. Словно все подписали какой-то сраный негласный договор, который запрещал говорить о ней. Мы будто стыдились того, во что превратились, до чего докатились. Но я знаю, мысленно каждый, будь то Истинный маг, колдун, чародей, ведьма или простой человек, молился великим духам, Свету и Тьме, молился о ее возвращении. До всех наконец дошло: плевать, что она демон, плевать, откуда черпает силы, плевать на ее методы. Подобно Буйным землям, Дайна Дивиер была щитом, укрывающим мир смертных от ужасов Хаоса больше тысячи лет. Когда-то щитом были и Тени, что могли прикоснуться к ее силе. И сейчас я бы отдал что угодно, лишь бы снова увидеть алую метку на своем плече, мы все отдали бы.

Все, кто выжил.

Но Дайны нет. Эта мысль даже спустя столько лет ранила больней любого заклятия, самого острого клинка или яда рнирхов. Ее нет. И я никогда не забуду, как узнал об этом…

Мы с нолгурдами притащили умирающего Гедеона к Алисе, которую с трудом отыскали в гуще боя. Маги сразу же снова ринулись сражаться, а я, обессиленный, бесполезный и растерянный, остался в развалинах какого-то дома. Сидел на камнях, залитых кровью и облепленных ошметками человеческой плоти, едва находя в себе силы, чтобы оставаться в сознании, и сжимал неповрежденную руку Гедеона, пока Алиса, которая сама чудом стояла на ногах, пыталась его спасти. И вдруг пред нами вспыхнуло связующее заклинание от короля Корвастаха. Оставшегося тогда дара мне с трудом хватило, чтобы принять его. Нам с ведьмой не нужно было слышать слов Руслана, дабы понять, о чем именно он собирался сказать. За него молвили глаза, полные отупляющего смятения.

– Мне жаль, – Руслан смотрел куда-то сквозь меня. За его спиной застыл побледневший Дарен. – Вам нужно выбираться из Мнеонрана. Она не поможет. Уже нет. – Он помотал головой, словно и сам не верил в подобное, и добавил так тихо, что я скорее прочел по губам, чем услышал: – Это начало конца, Вейд. Начало конца…

Ветер трепал пламя погребальных костров, словно полотнища рваных тряпичных флагов. В черное ночное небо то и дело с треском взлетали снопы искр, и уродливые тени дрожали на лицах живых, едва отличимых от лиц тех, кого мы провожали в последний путь. Измотанные и напуганные, люди жались друг другу, уже давно наплевав на наличие или отсутствие дара, статус и прочую мишуру, которая прежде казалась всем значимой. Рыдали женщины, всхлипывали дети, до боли стискивали кулаки мужчины, и на их суровых, мрачных лицах играли желваки, а в поблекших от усталости глазах блестели слезы.

Нас становилось все меньше с каждым днем, и порой я боялся, что, выйдя однажды из поместья и взглянув на лагеря беженцев, увижу лишь горы трупов, над которыми кружит воронье. Корить себя за неспособность всех спасти я давно перестал, смирившись с тем, что наш удел не жить, а выживать. Но иногда, стоя вот так вот, перед народом, чувствовал себя до омерзения, до тошноты, до слабости в коленях беспомощным.

Когда Санмератом правила Дайна, люди не знали страха, не знали голода, не ведали отчаяния. На нее они взирали с трепетным обожанием, уважением и надеждой. Теперь, когда Санмератом правил я, в их глазах скользило сомнение, то и дело мелькал немой упрек. Безусловно, они почитали меня, не требовали усадить на престол другого короля, но чувство, что день за днем меня сравнивают с ней, не покидало ни на миг. Уверен, каждый человек, обитающий ныне в Санмерате, хоть раз да задавался вопросом: каково бы все было, если бы трон по-прежнему принадлежал ей?

Погребальные костры давно потухли, народ разошелся по домам, чтобы оплакать потери, набраться сил и пережить очередной день в борьбе с холодом и сыростью этих земель. Я же продолжал стоять и смотреть на тлеющие угли. Не произнес ни слова, когда ушли Тени, даже взглядом не проводил глав кланов. Рядом остался лишь Сумрак. С тех пор как исчезла Дайна, он почти никогда не отходил от меня, словно боялся, что и я могу покинуть его навсегда.

Сзади послышался шорох мелких осыпающихся камешков, кто-то спускался с плато по наспех сколоченным когда-то ступеням из грубо отесанных досок.

– Не стоило тебе приходить. Очень холодно. Ты можешь простудиться, – сказал я, не отводя взгляда от мерцающих в ночи красно-рыжих точек.

– Все давно вернулись домой. Я распереживалась, когда увидела, что тебя нет среди них. – Рита подошла ко мне и, уткнувшись лбом в спину, крепко обняла. – Ты должен спать, Арий. Хотя бы изредка. А еще есть, – добавила она с упреком, обошла меня и встала напротив, плотнее закутавшись в плащ, подбитый густым теплым мехом. – Санмерату нужен здоровый и полный сил король, а не его изможденное подобие.

Я невольно улыбнулся. Всегда улыбался, когда она сердилась, забавно морща носик, и пыталась казаться строгой и непреклонной. Ее появление если и не прогнало прочь тяжелые мысли, то определенно заставило меня немного повеселеть. Сумрак тоже оживился и боднул девушку лбом в спину.

– О себе не думаешь, так хоть о Сумраке подумай, – продолжила ворчать Рита, ласково поглаживая волка по голове. – Ему ведь приходится сидеть на холоде из-за тебя, вместо того, чтобы сладко спать у камина. – Одной рукой она придержала капюшон плаща, когда на нас обрушился очередной порыв ледяного ветра. – Живо домой, – уверенно скомандовала девушка и одарила меня взглядом, не терпящим возражений. – Оба.

– Слушаюсь и повинуюсь, – подставил ей локоть, и Рита взяла меня под руку. – Надеюсь, я могу рассчитывать на теплый ужин?

Мы быстрым шагом направились в сторону поместья. Сумрак последовал за нами.

– Не только на ужин, – ответила моя спутница, пряча лицо в капюшоне.

Я знал, что сейчас его залил румянец. Рита была смелой со мной на словах, но по-прежнему смущалась, когда речь заходила о том, что происходило ночами за закрытыми дверьми нашей спальни, даже если сама заводила об этом разговор.