Приоткрытое окно нашлось раньше, чем черный ход. Чтобы залезть, пришлось попотеть — руки так и не отошли от упражнений с саблей, которую я не рискнул с собой брать, оставил в номере. Я прежний вскочил бы на подоконник безо всякого труда, но сейчас подтягивался из последних поэтических сил.

— Хилый ты какой, Хандро, — прокомментировал мои потуги Шарик. — Для чародея такое отношение к собственному телу — позор.

— Серхио обещал со мной позаниматься. Куда теперь, знаток домов?

Ками зашевелился на плече заперебирал лапами, и из меня выстрелил яркий толстый фиолетовый луч, из которого ответвлялись лучики потоньше.

— Шарик, ты сдурел?! — чуть не в голос заорал я. — Нас же засекут!

— Не боись, не засекут. Только чародей это видит. Чародеев тут нет, будь уверен. Выбирай ветку потолще и иди по ней.

Ветку? Я пригляделся — действительно, луч напоминал дерево, от которого в разные стороны отходили ветки. Самая толстая определилась сразу и привела меня наверняка в личную комнату Алехандро Торрегроса. Дверь, к нашему счастью начинающих взломщиков, оказалась приоткрытой. Только там, за этой дверью, кто-то настолько самозабвенно рыдал, что даже не заметил, как я прошел в комнату.

Девушка в одежде служанки сидела на полу у кровати. Она гладила валяющееся на кровати подобие гитары с пошлым пышным желтым бантом на грифе и в перерывах между завываниями приговаривала: «Как ты мог меня бросить?», «Как ты мог, Алехандро?» и «Что со мной теперь будет?».

— А ты, оказывается, тот еще ходок, — неодобрительно бросил Шарик. — Сколько еще сеньорит, которым ты что-то наобещал, рыдает по углам?

— Если ты забыл, то напомню. Конкретно я никому ничего не обещал, а тот, кто обещал, умер, а значит, все обещания слетели. И мне кажется, девица больше жалеет себя, чем покойного.

— Это да. А нам что делать? — проворчал Шарик. — При ней комнату не обыщешь. Моей невидимости не хватит, чтобы заглушить звуки. Нашла где сопли распускать.

Но тут из коридора донеслось: «Селеста, куда ты запропастилась? Вот ленивая девка!» и служанка последний раз всхлипнула, утерла слезы, сказала на прощанье: «Чтоб ты сдох, сволочь» и ушла, тихо прикрыв за собой дверь.

Ее лицо, хоть и опухшее от слез, было на редкость миловидным, а фигура отличалась приятными выпуклостями, но ненависть, которая прозвучала в ее словах, сделала девушку куда менее симпатичной в моих глазах. Ибо смерти она желала теперь уже мне.

— Чего застыл. Ищи, пока рядом никого.

— Чего искать? — спросил я.

— Тайники.

— А магией?

— Обленился ты, как я погляжу. — Четырьмя лапами из восьми ками уперся в бока, принимая позу сварливой хозяйки. — Уже ручками поработать не хочешь, все на меня рассчитываешь. Закрой глаза и поднапрягись, почувствуй, куда тебя тянет. Не зря же ты рвался в Вилью.

Я закрыл глаза.

— А если никуда не потянет?

— Что значит не потянет? — возмутился Шарик. — Зря я, что ли, рисковал, тащась с тобой в эту дыру? Если уж ты был уверен, что тебе сюда надо, то это не просто так. Значит, бери свое «надо» — и сматываемся.

Внезапно ноги словно сами понесли меня и остановили в нужном месте.

— Ты стихи собрался писать? — с издевкой спросил Шарик.

Я открыл глаза. Передо мной была конторка с чернильницей и валяющимися рядом перьями. Стопка бумаги тоже была в наличии. На верхней даже наблюдался набросок стихотворения.

Как свет звезды вечна моя душа,

Во всех стихах моих ее частица

Я ухожу отсюда неспеша

… сниться влюбиться утопиться?

Теперь и не узнать, на чем он остановился бы. Явно топиться не собирался. Рука сама потянулась к правой стенке и нажала на выступающий завиток. Сразу после этого выехал ранее незамеченный ящичек, из которого я достал небольшой пакет.

— Ага, есть, — обрадовался Шарик. — Хватай — и двигаем.

Пакет я достал и ящик задвинул, но уходить казалось неправильным.

— Подожди, еще не все, — уверенно сказал я.

Я постоял буквально минуту, и рука нажала другой завиток. Из открывшегося ящика я вытащил приятно звякнувший кошелек.

— О, вот и нашлись сто доранов, — обрадовался Шарик, — которые ты у той девицы взял на побег.

— Предлагаешь все-таки вернуть?

— Сдурел? Нам нужнее. Все? Или осталось еще что-то?

Оставалось еще что-то, но уже не материальное. Показалось, что душа настоящего дона Алехандро где-то здесь, она и помогла с тайниками, поэтому я прошептал:

— Не я виновен в том, что ты остался без тела, а меня в него определили. Не могу обещать, что отомщу королю Мибии, но постараюсь сделать для этого все.