Мои мышцы напрягаются. Адам поворачивается. И уже во второй раз за эту ночь я поражаюсь скорости реакции своей намеченной жертвы. Чудик оказывается быстрее, чем я думал. Свой промах с Фарой я сразу осознал. Эта девушка – одна из самых сильных и тренированных людей, которых я знаю. Что, в общем-то, неудивительно. Далеко не каждый может лазить по вертикальным стенам. Но этот художник… Он же не занимается никаким спортом. Он должен быть тюфяком! Слизняком!

В глазах Адама отражается замешательство, но только на миг. А уже в следующий момент он отводит одну ногу назад, а руки поднимает перед собой – ладонями ко мне, в классической оборонительной стойке. Я снова замахиваюсь на него шокером. Главное замедлить его на секунду, а уж там я выберу, куда лучше нанести удар. Но Адам, отбросив мою руку, отскакивает назад. Мы с ним примерно одного роста и веса. Только я поддерживаю спортивную форму, а он рисует целыми днями. Одолеть его мне представлялось несложным. Но художник, похоже, владеет навыками какой-то борьбы.

Продолжение физического противостояния заводит меня. Я люблю справляться с вызовами, и одержать настоящую боевую победу мне удовольствие. Но у меня на это нет времени.

Встретившись со мной взглядом. Адам нагибается и подхватывает молоток.

Что ж, тогда держись. Я сейчас не заинтересован в честной схватке.

Отступив назад, я вытаскиваю из кармана пистолет и нацеливаю ему в грудь.

– Брось молоток. Иначе мне придется тебя застрелить, хотя я этого не хочу.

Адам колеблется, явно взвешивая свои шансы. Мы оба понимаем: как только я его обезоружу, игра закончится.

– Я не промахнусь, – предупреждаю сквозь зубы.

Взгляд Адама падает на пистолет; похоже, он подумывает сдаться. Или все же пристрелить его? Подняв выше пистолет, я вытягиваю руку вперед. Нас разделяют каких-то шесть футов. Я, конечно, не первоклассный стрелок, но стреляю прилично. И с такого расстояния точно попаду в Адама.

Словно придя к такому же выводу, Чудик приседает и осторожно кладет на пол молоток.

– Повернись и заведи руки за голову.

Адам кивает, но прежде чем он поворачивается, я замечаю проблеск вызова в его глазах.

– Чего ты хочешь? – спрашивает он. Это первые слова, произнесенные им за время нашего противостояния.

Я нащупываю стяжки в кармане. Адам сплетает за головой пальцы; съехавшие рукава его поношенной футболки обнажают большие бицепсы, которых у художника быть, по идее, не должно. Одной рукой мне ему запястья не связать. Придется убрать пистолет обратно в карман. Как бы Адам снова не попытался вырваться, когда я приближусь к нему. Не зря он так аккуратно положил молоток у своих ног – чтобы до него можно было легко дотянуться.

Черта с два!

Справлюсь и одной рукой. Нацелив пистолет в голову Адама, я левой рукой достаю из кармана электрошокер, прикладываю к его спине и, нажав кнопку, поражаю его током. Тело Адама сотрясается, но он умудряется устоять на ногах. Раздраженный его неповиновением, я держу шокер у кожи дольше обычного. Адам начинает неметь. Его тело ударяется о стол, кисти и другие рисовальные принадлежности разлетаются в стороны.

Лишь когда Адам корчится на полу, и его мышцы деревенеют, я убираю в карман пистолет. Убедившись в том, что стяжки в порядке, я стискиваю ему запястья и лодыжки. Крепко-накрепко. Я не собираюсь оставлять ему ни малейшего шанса.

Я его сделал!

В ожидании, когда Адам восстановит слабый контроль над телом, я затаскиваю в студию кухонный стул. Затем заставляю Чудика сесть. И подхватив его под руки, я затаскиваю на стул. Адам тяжелый и совершенно неподатливый, как мертвый груз. К тому моменту, как мне удается его усадить, я весь покрываюсь потом. Перерезав стяжки на лодыжках своей жертвы, я привязываю их к ножкам стула. Потом то же самое проделываю с запястьями Адама, притянув каждое к подлокотнику стула. В дополнение к этому, я пропускаю еще одну стяжку в петлю ремня сзади джинсов и притягиваю ее к планке на спинке стул. После чего заношу в студию еще один стул и ставлю его так, чтобы Фара сидела лицом к Адаму, примерно в десяти футах от него.

Пускай наблюдают страдания друг друга.

Отступив назад, обозреваю свою работу. Вся сцена будущего действа достойна шекспировской драмы, истории об обмане и предательстве. Два любовника обречены из-за своей страсти, им не избежать трагического конца. Мои потные руки от предвкушения покрываются мурашками.

Насладившись зрелищем, я толкаю Адама – хочу убедиться, что он не оправится, пока я готовлюсь. Чудик оседает на стуле. Только пластиковые стяжки удерживают его корпус в вертикальном положении. Моя жертва совсем обмякла, и я спокойно ее оставляю.

Пора идти за вторым действующим лицом спектакля, который я намерен поставить сегодня ночью. Я ощущаю, как по жилам пробегает трепет нетерпения. Это убийство будет иным. У меня будет зрительница, и моя цель гораздо более масштабная. На этот раз своей мишенью я выбрал брата шерифа. Его смерть уничтожит ее. А я – после того, как Адам с Фарой умрут – с удовольствием понаблюдаю, как шериф, купившись на оставленные мной улики, пустится по ложному следу, чтобы в итоге прийти к неправильному выводу.