Пробираясь чрез густые тёмные заросли фруктовых деревьев, Эней упрямо шёл вперёд. Но он ничего не видел в этих зарослей. Крикнув раз и другой, скульптор хотел уже возвращаться назад, к дому, как вдруг опять услышал тихий голос. И хоть он звучал тихо и приглушённо, как из под могильной плиты, несомненно, это был голос его возлюбленной.

Будь что будет... Эней через заросли стал продираться на голос Меланты, звучавший откуда-то от ручья, не обращая внимание ни на колючие ветви, раздиравшие его тело и одежды, ни на брызги горячей смолы, падавшие на волосы и спину. Мужчина стал бесчувственен к боли в своей смеси горя и надежды. И любви, конечно же...

Заросли кончились. Эней выбежал на небольшую поляну, освещённую скорбным светом Луны. Высокая трава вплотную подходила к ручью, за которым тёмными частыми колоннами возвышались высокие мрачные кипарисы. Под их тёмной сенью, в неверном свете факела он увидел бледную, знакомую до боли и слёз фигуру, которую мог узнать из тысячи подобных. С этой девушкой он хотел умереть в один день.

Меланта пела и протягивала к нему тонкие обнажённые руки, стоя по пояс в воде. Эта была она, такая милая, любимая, нежная. Тонкие окровавленные одежды спадали с её тонкого тела, обнажая небольшую грудь и белоснежные плечи. Эней вздохнул от радости и счастья, бросил зашипевший факел в траву и пошёл к возлюбленной, преодолевая сильное течение. Наконец-то он был счастлив после стольких дней горестей и боли. Наконец-то он нашёл своё счастье под тусклым светом Луны и мириадами глаз Астрейи.

Будет ли вам хоть когда-нибудь доступно сие счастье, что испытал Эней в тот радостный миг? Сомневаюсь. Даже прохладные быстрые воды Аеллы не охладили его разгорячённого любовью и нежностью тела. Да и могло ли быть иначе?

Подойдя к любимой, Эней обнял её, поцеловал в хладные губы и заплакал от любви и счастья, переполнявших его душу. И разве мог видеть обуреваемый любовью и счастьем мужчина, что целует он полуразложившийся труп, а руки его обнимают остов, сквозь ветхие одежды которого влюблённые пальцы ласкают не упругую белоснежную плоть, а лишь давно выбеленные водою и жаркими ветрами кости позвоночника?

Но всё ж он был счастлив... И пусть не нежная Афродита призвала его к себе, а могучая тёмная Адрастея, Эней был счастлив... Он получил тто, что искал... Сумрак любви и забвенья окутал его разум.

Они долго танцевали и пели. И травы расступались пред ними, а воды Кровавого ручья останавливали своё теченье. Злые ветра веяли над влюблёнными, и различные чудовища из царства Аида охраняли их спокойствие и их любовь. Да, они предавались любви в этом сумраке. Лишь воды ручья и кипарисы на берегу были тому свидетелями...

А потом они ушли. Ушли в смертный мрак, отделяющий наш мир от мира мёртвых, туда, куда не достанет свет Гелиоса, и где они будут счастливы, пусть даже и бесплотными тенями.

Иногда, в особо тихие и лунные ночи, когда серебряный глаз Луны смотрит прямо в сердце мира, заставляя расслабленно биться сердца спящих, блуждающих в мрачных и прекрасных владениях Гипноса, некоторые особо чувствительные люди, проходящие по дороге мимо разрушенного безжалостным временем и грабителями дома Энея, по древней легенде, в безумии разорвавшего себе горло и утонувшего в ручье, слышали чудесное нежное пенье, а иногда и танцующие в густой траве две туманные фигурки.

И это зрелище оставалось с ними на всю оставшуюся жизнь, а эта легенда останется с нами, даря нам толику надежды на справедливость и счастье, пусть даже и за горизонтом наших ничтожных жизней.