Кончились могилки, такие уютные, защищающие. И совсем рядом рычало… Глухо застрочил танковый пулемет. Не, то не сюда бьет. Не видят.

Серега осторожно выглянул из-за холмика, поросшего заснеженной травой. Два танка были… ну, почти в досягаемости. За ними рысила медлительная немецкая пехота, падала, постреливала из винтовочек, вставала. Нафиг – о пехоте позже будем думать.

Танки… Учил их силуэты, калибры и мощности товарищ Васюк, но всё слегка позабылось. Вроде по старшинству там идут: от «Т-1», и дальше, толще, тяжелее. Но если этак – в атаке на тебя – то просто «танки». Фашистские. Ближайший ползет, развернув башню, вот опять застрочил. Это по траншее…

Ну и что же время терять? Нужно бить, пока не тобой железяка занята. Серега поспешно расстегнул надоевшую сумку, разом извлек обе противотанковые. РПГ-40, гордо именуемая «ворошиловский килограмм»[4], проста в использовании, мощна. Главное, не терять спокойствия и точности броска. Но это в теории. Если ее среди грязи и снега к метанию готовишь, как-то спорно выглядит. Впрочем, все равно уже на кладбище…

Нет, не стал товарищ Васюк вскакивать во весь гвардейский рост, замахиваться как положено, кричать нужное и важное, но неуместное. Сбросил ремешок сумки, пополз на локтях – в каждом кулаке взрыв. Почти боксер, с тротиловыми кулаками.

Быстрее, быстрее, пока боком движется…

Танк гремел, вонял, лязгал. Жуткий. Даже не поймешь, какого цвета: мышастость брони, темная рыжесть земли на гусеницах, смутно белое – снег или краска. Гад пегий.

Метры. Считаные. Отскочит граната, самого убьет.

— Ой, мама! – закричал Серега, привставая на колено.

Массивно кувыркнулась граната… Даже не смотрел старший лейтенант Васюк, понял, что промазал – проскочила дальше гусеницы, там грохнула. Неровно же идет, сволочь немецкая. Серега припал к земле, нащупывая тесьму предохранительной шпильки второй гранаты.

Удивился. Рысила в пяти шагах серая фигура, полы шинели подняты, за ремень зацеплены. Стрелок-дед. Успел, надо же. Хекнул, по-простому заводя руку, будто в «городки» играл, боковым манером…

Бахнуло, со звяканьем потянулась гусеница с катков – ровная, гладкая. Ага, занимались такой, знаем…

Гранату запустил Серега с колен, от замаха чуть рука не вывихнулась. Посмотреть результат не успел – на жопу немцу забрасывал, вроде там и ударила. Но рухнул уже старший лейтенант мордой в землю, поскольку свистело вокруг этак неслабо – сразу чуешь, в тебя целят. Шапка слетела…

Отползал задом, ничего не видя, елозя и вдавливаясь в сырую земли. Ой, этак и самое основное в организме сотрется. Отросшие волосы упали на глаза, хорошо, что цветом не блондин – та же пегость, что у земли, брони, дня этого проклятого. Одно слово – Серый…

…Могилки, ох, хорошо. Маневр ракообразный был точен – залег на исходной, зацепил ремень сумки. Дух перевести. Соседний крест срезала очередь, Серега отпихивать завалившуюся ветхую деревянную конструкцию не стал – пусть маскирует, может, отведет пулю. Лупили густо, слышно было, как работает в ответ танкист-пулеметчик. Не, не прижмет он всех – это у него так, чисто отвлекающее получается. Но не один он, понятно. Слышны и редкие, но упорные удары противотанковых ружей, строчит пулемет из траншеи, поддерживают автоматы. Надо помогать, раз пока живой.

Серега отполз за могилу пошире – наверное, солидный человек лежит, может, кулак-мироед, но оно и кстати.

— Извиняюсь за беспокойство, ситуация этакая нынче, – пробормотал товарищ Васюк, устраивая ствол автомата на бугорке.

«Шпагин» выплевывал короткие очереди, гильзы дымились под могилкой, пытались снег растопить. Немцы были за танками, лежали, попасть было трудно – скорее попугивал их Серегин автомат, не давал с фашистскими мыслями собраться. И еще по немцам вели огонь: танкист примолк, но траншея воевала, откуда-то справа стреляли, да и где-то рядом хлопала винтовка.

— Дед, живой, что ли? – крикнул Серега, меняя диск.

— Жив покуда, – ответили из-за поклеванных крестов.

— Молодец!

— Ага! Только патронов у меня тово… считаные.

— Бей на выбор. По-снайперски…

Отходили фрицы. Медленно, неохотно, под прикрытием двух оставшихся танков. Еще два броневых урода стояли. Не горели, но стояли дохлые и бесполезные. У одного валялся убитый фриц-танкист. Экие сапоги недурные, подкованные, даже издали видно. Серега осознал, что не о том думает – тут вспотевшая голова мерзнет, какие, нафиг, сапоги. Шапки, кстати, видно не было. Танк на месте стоял, вон оттуда вроде «килограммы» зашвыривались, а шапку как слизнуло. Война полна загадочных событий...

Стихало. Пригибаясь и виляя между знакомых могилок, возвращались к пулеметной позиции.

— Стой, – сказал старший лейтенант Васюк, приседая на корточки. – Тех двоих не видел?

— Не. Положило, наверное, – стрелок с трудом переводил дыхание, ходил ходуном острый кадык.

— Может, и не положило. Слушай, представление на тебя непременно напишу. К ордену. Не знаю, получишь или нет, я же не генерал. Но напишу точно. Фамилию и данные говори, – Серега достал из сумки блокнот.

— Я-ж не один-то к танку полз.