Казалось, опустел город, остались одни зенитчики, чуть курсантов и тыловых вояк. Слухи утверждали: в Элисте уже немцы[8].

Но 12 августа в Астрахань начали прибывать гвардейцы.

Разгружалась 34-я гвардейская стрелковая дивизия. И то было совсем иное дело…

Янис поставил ящик к забору, поднялся, с глубоким удовлетворением смотрел на пылящую мимо батарею. С транспортом у пушкарей тоже было не очень, но видно: сплошь обученные, крепкие парни, с голубыми десантными петлицами[9].

Войска прибывали еще и еще, шли менять курсантов. Подтягивались части укрепрайонов, новые зенитчики, снова артиллерия. Вот танков только не было[10]…

Но все равно стало чуть спокойнее. Тем более, куда чаще над городом пролетали наши самолеты[11]…

Товарищ Шац почему-то стал меньше гонять на грузовике, предпочитал бегать в город пехом. Янис предположил, что с бензином начались перебои, но на почте услышал: прибывшие гвардейцы все машины и трактора забирают для своей артиллерии[12] и под снаряды.

Проносились мимо забора спешащие машины, тащились обозные подводы с ошалевшими от жары возницами. Янис ел арбуз, слушал, как из конторы доносится негромкий невнятный разговор, как заливисто смеется Райка. «Полуторка» отдыхала в тени под навесом, раздвинули ей место среди тюков и мешков с образцами.

22-го августа снова покатились панические, но правдоподобные слухи: немецкие танки уже в Улан-Эрге, идут прямиком на Астрахань, наши разбиты, отходят[13].

Янис узнал об этом на почте, свежих газет дожидаться не стал. Может, оно и глупо, но ну его к кураду. Нужно идти и сказать. Обзовут подозрительным дураком, пошлют в иное место службы, да и ладно. Арбузы уже в горло не лезли, слипалось от них.

Здание НКВД никуда не делось, но Янис заколебался. Дело не в смене места службы, а в том, что будешь отвлекать занятых людей. Очень серьезно занятых.

Зашел к дежурному. Оказалось, что старшего лейтенанта Ставка на месте нет, «на выезде». Янис попросил разрешения оставить записку.Написал, сформулировал свои подозрения очень кратко. Как выяснилось – такое писать еще уметь надо. Прямо хоть у Анитки уроки бери.

Вернулся в смутном настроении, но внутренне решительно настроенный.

— Что так долго? – поинтересовался бдительный и чуткий товарищ Шац.

— Газет не подвезли. Вот, только вчерашняя есть.

— Нонсенс. Газеты должны быть, это конкретно важно, – интендант обеспокоенно подвигал густыми, но короткими бровями. – Вот что, Выру, копай еще одну щель. Да, и завтра с нами поедешь, нужно будет горючим загрузиться. Это ответственное дело, нужна охрана и погрузочно-разгрузочные работы. Медаль протри. У меня бравый боевой состав, а не конкретно тыловики задрипанные.

Ушел начальник, шаркая тапками. Янис взял лопату, работа успокаивала.

30-го августа немцы перерезали дорогу Хулхута-Астрахань, наш 107-й гвардейский стрелковый полк оказался в окружении, частично начал отходить, но контратакой вернул позиции у дороги. Гвардейцев поддерживала штурмовая авиация, но в стрелковых ротах заканчивались боеприпасы. Был ранен комполка. Две из трех«тридцатьчетверок» были подбиты, на ходу оставался единственный танк. Вечером, получив разрешение командования, измотанный полк начал отходить к Давсне и Красному Хундуку – к двум колодцам, у которых не было ничего, кроме кошар.

Астрахань (немецкая аэрофотосьемка 1942г)

Немецкая мотопехота шла на Астрахань. Над нашими позициями пыльный ветер носил гитлеровские листовки: «Сталинград возьмем бомбежкой, в Астрахань войдем с гармошкой».

[1] Решение о формировании национальной – 7-й Эстонской – дивизии РККА было принято 18 декабря 1941 года. Местом формирования была определена Свердловская область. Несколько позже – 10 февраля 1942 года было в Челябинской области начато формирование 249-й Эстонской дивизии. В марте в Чебаркуль прибыло около 4000 бойцов и командиров личного состава.

[2] Частично Янис угадал – женщина в образовании наименования этой части Замоскворечья тоже фигурирует, пусть та героиня и из иных эпох. Район назван по Благовещенской церкви Иоакима и Анны Благовещенской, стоявшей до 1969 года в начале улицы. .

[3] Переулок назван по селу Хвостовскому, некогда располагавшемуся на этом месте. А село именовалось в честь боярина Алексея Петровича Хвоста. Парадокс – малоизвестного боярина убили еще в 1356 году, а два московских переулка до сих пор его помнят.