Наташка и Гаечка, обливаясь потом, как и в прошлый раз, доказывали друг другу и всем, что они — о-го-го! Новенькая же просто не тянула физически, и аж жалко было ее, как говорится — ориентируйся по сильному, а до сильного я сам еще не дотягивал, хотя за месяц в новой реальности немного прокачался физически.

В конце силовой, когда все традиционно развалились на полотенцах, Алиса села, скрестив ноги и покачиваясь из стороны в сторону и с гордостью поглядывая на Наташку — смотри, мол, я выжила! Сестрица же делала вид, словно Алисы нет.

— Классно, —не сдержался Борис, — теперь не я самый хилый.

— Еще один кандидат на вылет, — предупредил я его. — Прекратите задирать новенькую!

Клан прирастал людьми, трения притирки неизбежны. Правда, теперь нас нечетное количество, и по парам не разобьешься. Я остался без пары, Алису поставил с Ильей, Димоны остались друг с другом, Рамиль — с Борисом, Гаечка с Наташкой.

— Тема занятий: как повалить противника на землю, прилагая минимум усилий. Тема номер два: что делать, когда пытаются повалить вас.

Вспомнилось, что отец обещал мне перчатки, и я спросил:

— У кого-то есть атрибутика для бокса? Скоро начнем ударные техники.

— У меня! — обрадовался Рамиль. — И груша старая, отец выбросить хочет, но нам пойдет.

Ничего, если все пойдет хорошо, недостающее докупим.

В общем, выползла Алиса из подвала на четырех костях, но пообещала вернуться. Наташка побежала домой к маме, Борис остался добавлять детали Робокопу, которого изобразил на кирпичной стене, и разрывы между кирпичами добавляли сложностей творческому процессу. Я принял порцию сочувствия от друзей по поводу мамы, и мы отправились к Илюхе беседовать с Леонидом Эдуардовичем.

Пришли мы немного не вовремя: Каретниковы ужинали на кухне. Тетя Лора выглянула в открытую дверь, улыбнулась:

— Павлик, привет! Мальчики, присоединяйтесь! У нас котлетки с гречкой.

Мой желудок закурлыкал, что он всегда готов. Мелькнуло лицо Леонида Эдуардовича.

— Приятного аппетита, — отозвался я, и мы с Ильей пошли мыть руки.

Побыстрее попасть домой не получится, придется ужинать с ними, не тащить же отца семейства на разговор прямо сейчас.

Мы уселись напротив взрослых, нас уже ждал ужин — те самые котлеты, гречка и квашеная капуста. Богатый стол для нашего времени. Тетя Лора смотрела пристально и не удержалась, сказала:

— Как ты изменился, Павлик! Похудел, повзрослел.

И — ни слова о болезни мамы. То ли Илья им не сказал, то ли проявляли тактичность.

— Надоело быть пухляшом, — отшутился я.

— Молодец, — оценил Леонид Эдуардович, отправил в рот последний кусок котлеты и доел гречку. — Баба Маша передавала благодарность за помощь на субботнике.

Илья протянул руку, принял невидимую благодарность. Я хотел побыстрее доесть и приступить к главному, потому пообещал себе разговоры не поддерживать. Но Илья не брал в расчеты мои планы и завел беседу о том, слышали ли они что-то про маньяка и труп девушки в лесу. Тетя Лора слышала, но не придала значения сплетням.

— Я отца спрошу. Он точно в курсе, — пообещал я, прожевал остатки ужина и в упор посмотрел на хозяина семейства. — Леонид Эдуардович, у меня к вам личный разговор.

Тот глянул на жену, на потупившегося Илью и кивнул на выход.

Мы уединились в спальне. Леонид Эдуардович сел на кровать, я остался стоять и не стал тянуть.

— У мамы рак. Его можно вылечить, но нужны деньги. Займете?

Брови хозяина дома взлетели на лоб, он уронил:

— Мне очень жаль…

Неужели морозится? Черт! Горло сжала когтистая лапа негодования. Как же так? Да если бы не я, у них бы и посуду вынесли, не говоря о видике и всем прочем! Понятно, что, бросая добро в воду, не стоит ждать благодарности, но все же…

— В долг. На две недели. Могу вернуть больше…

— Каким образом? — вскинул бровь он.

— Мы с бабушкой повезем фрукты в Москву и планируем деньги удвоить.

Леонид Эдуардович поднялся, шагнул к двери.

— Сколько нужно?

Во теперь захотелось сесть и улыбнуться. «Мне очень жаль» значило не отказ, а выражение сочувствия из-за маминой болезни.

— Сколько не критично. Я правда прокручу и отдам, вы их не потеряете.

Взрослый, убеленный сединами мужчина улыбнулся.

— Отдашь, когда сможешь. Так сколько надо?

— Тридцать. — Я не стал ни мелочиться, ни наглеть.

Он кивнул и исчез за дверью, вернулся с конвертом, протянул его мне.

— Пересчитай. — Я выполнил просьбу, Леонид Эдуардович за мной внимательно следил и, когда я закончил, добавил: — Это меньшее, что я могу для тебя сделать.

— Спасибо, — сказал он, хотя это должны быть мои слова.

Я пожал его руку, сухую и шершавую.

— Это вам спасибо. Теперь мы спасены! Но я правда верну, и скоро.