Джоржио Карнаро заметил, что, действительно, бывшая неотлучно при ней горбатая старуха известила Совет Десяти о молодом человеке, который явился на Кипр в одежде греческого матроса, познакомился с королевой и защищал её от морских разбойников.

Между тем этот факт сам по себе не имел никакого значения для Совета Десяти, который не имел ни малейшего желания вмешиваться в любовные дела королевы, пока не было доказано, что её поклонник имеет честолюбивые планы относительно господства на острове. В данный момент удаление королевы с Кипра не имело другой причины, кроме желания республики окончательно овладеть островом и распоряжаться им по своему усмотрению.

Катарина под влиянием страха и испуга рассказала своему брату о неожиданном появлении неаполитанского принца и его сватовстве. Она знала, что этим признанием ставит на карту своё будущее; но решилась на него в смутной надежде подействовать на фамильную гордость молодого Карнаро и привлечь его на свою сторону.

— Несчастная женщина, — воскликнул Джоржио, — неужели ты не понимаешь, что Неаполь смотрит на тебя как на орудие для достижения политических целей! И ты ещё жалуешься на Венецию!..

— Какое мне дело до того, как те или другие хотят распоряжаться Кипром! Разве я добивалась когда-либо королевской короны? Венеция обрекла меня на печальную участь, между тем как с принцем Федериго я была бы счастливейшей женщиной в мире. Если он желает быть властелином этого острова, то я благословляю свою судьбу, и моё единственное желание — принадлежать ему всецело, со всем, что я имею.

— Бедняжка! — заметил со вздохом Джоржио. — Как могла судьба быть настолько жестокой, чтобы сделать подобную женщину орудием холодного политического расчёта! Я искренно жалею тебя, Катарина, но должен исполнить приказание Совета Десяти и требую его именем, чтобы ты отказалась от своей любви. Разве ты желаешь гибели нашей фамилии? Тысячи венецианцев пожертвовали своей жизнью на полях битвы ради величия республики; из-за этого тысячи людей погибли в застенках в невыразимых муках... Станут ли они щадить сердце женщины! Здесь не может быть и речи о колебаниях и сопротивлении! Необходимо слепое повиновение...

Наступили часы тяжёлой внутренней борьбы для несчастной кипрской королевы: она проливала горькие слёзы среди ночной тишины, но слёзы не облегчили её сердца.

Несколько дней спустя она простилась со своими подданными. Жители Кипра искренно сожалели о ней, тем более что её отъезд лишал их последней надежды на независимость. Королева отправилась в гавань Фамагусты в сопровождении своего брата, одного из членов венецианского совета, нового наместника острова, окружённого кипрским дворянством и почётной стражей. Катарину Карнаро встретили на венецианском корабле с почестями, соответствующими её высокому сану. Но когда кончилась эта церемония и подняли паруса, она поспешно ушла в предназначенную ей каюту и в порыве отчаяния бросилась на пол, мысленно прощаясь со всеми надеждами своей жизни.

Перемена правителя в наследственных монархиях не имеет такого значения, как в государствах, где господствует выборное начало. Таким образом, в средние века избрание на папский престол того или другого лица в большинстве случаев вело к полнейшему перевороту всех внутренних и внешних отношений. Папская власть достигла тогда наибольшего развития своего могущества, и всякий, кто занимал, хотя бы на самый короткий срок, престол святого Петра, мог многое сделать для своей партии. Это было также время, когда пилигримов привлекали в Рим всевозможными способами и торговля индульгенциями достигла значительных размеров. Благодаря наплыву денег всё более и более усиливалась потребность в роскоши, как в материальном, так и в умственном отношении, и Рим вторично сделался средоточием высших интересов для целого мира. Тем не менее в области искусства Флоренция оспаривала пальму первенства у «вечного города»; но уже при Сиксте IV Рим получил особенную притягательную силу для выдающихся талантов. Во время его владычества известный зодчий Баччио не только построил мост, но и капеллу в Ватикане, которая навсегда получила название Сикстинской и служит для пап домашней капеллой. Многие другие церкви увековечили память о маэстро Баччио.

Франческо Альбескола делла Ровере, сын бедного генуэзского рыбака, поступив в орден францисканцев в Падуе, поднимался всё выше и выше по ступеням церковной иерархии и наконец, благодаря влиянию могущественного кардинала Борджиа, был выбран на папский престол под именем Сикста IV.

Рим был тогда опустошаем продолжительными междоусобными войнами между Орсини и Колонна, и в то же время щедрость пап, раздававших титулы и должности своим сыновьям и родственникам, вредила церкви и истощала сокровища апостольского престола. Сикст IV, желая скрыть от народа своё незнатное происхождение, возвёл в сан кардиналов своих двух племянников: Пьетро Риарио и Джулиана де Ровере и наградил их большими поместьями и доходами. Это были люди совершенно разные: Риарио любил роскошь и проводил время в празднествах и пирушках, между тем как де Ровере посвятил всё своё внимание искусству, особенно архитектуре. Пластика приближалась к периоду своего высшего расцвета; из художников, украшавших Рим произведениями искусства при Сиксте IV, особенно важное значение имели Лука Синьорелли и Сандро Боттичелли.

Подобно тому как некогда папа Николай V шёл рука об руку с флорентийцем Козимо Медичи относительно возрождения классической литературы, так и папа Сикст IV не уступал Лоренцо Медичи в своих художественно-литературных стремлениях.

В то время, как Козимо Медичи устраивал библиотеку Сан-Марко, папа Николай V положил начало ватиканской библиотеке; он не только поручил греческим учёным отыскивать старые рукописи, но по его инициативе сделана была попытка переводить Гомера, Аристофана и греческих трагиков. Таким образом, римский двор, наравне с флорентийским, служил убежищем муз, для которых открылось новое обширное поприще с введением книгопечатания. После смерти Николая V наступила пора затишья ввиду других интересов, поглотивших общее внимание, так что его преемник Каликст III из дома Борджиа, войдя в книгохранилище Ватикана, воскликнул: «Вот на что потрачены напрасно сокровища церкви Божией!» После Каликста III избран был кардинал Энео Сильвио Пикколомини, который вступил на папский престол под именем Пия II. Это был любитель просвещения и один из самых плодовитых писателей своего времени; он оказывал особенное покровительство греческому учёному Иоанну Агрипулу, воспитателю Лоренцо и Джулиано Медичи, который впоследствии переселился в Милан и жил при дворе Лодовико Сфорца (il Moro). При следующем папе, занявшем престол св. Петра под именем Павла II, развитию умственной жизни грозила серьёзная опасность, потому что изучение древних поэтических произведений, а равно исследование катакомб с целью открытия надписей и предметов, относящихся к жизни старого Рима, принималось за доказательство склонности к язычеству. В Риме образовалась тогда своего рода академия, которая преследовала те же самые цели, что и флорентийское учёное общество, основанное под руководством Лоренцо Медичи, члены которого изучали греческую философию Платона и пробовали свои силы в самостоятельных поэтических произведениях. Подобные стремления считались подозрительными в Риме. Члены литературного общества приняли за правило называть себя в своих собраниях греческими и латинскими именами; но и эта невинная выдумка послужила поводом для обвинения в язычестве, после чего папа подверг их упорному гонению.

При Сиксте IV изучение древнего мира получило более широкое развитие, нежели когда-либо, хотя и в его время не раз поднимался вопрос о том, что увлечение классицизмом представляет опасность для церкви.

Долгое время катакомбы, бывшие некогда каменоломнями, а затем древнехристианскими кладбищами, оставались нетронутыми, и их существование предано было полнейшему забвению. Первые последователи Евангелия воспользовались ходами прежних каменоломен и начали ставить гробы в глубокие стенные ниши, так как не хотели сжигать своих покойников и в то же время не смели хоронить их в земле. Исследование началось с древнехристианских усыпальниц, а именно с катакомб С. Себастиано и Каликста. Вскоре после того начались раскопки языческих могил на Via Appia, отчасти по инициативе папы и частью благодаря двум флорентийским путешественникам, которые случайно открыли древнюю могилу и нашли в ней разрушенный саркофаг с прекрасно сохранившимся трупом молодой девушки. На её голове была корона из множества драгоценных камней; золотистые волосы были связаны зелёной шёлковой лентой. Труп не подвергся ни малейшему разложению, так что казалось, будто смерть наступила за день перед тем. Судя по надписи, это была дочь римского императора. Весь Рим пришёл в волнение от этой находки, потому что до сих пор католическое духовенство доказывало, что только тела святых нетленны. Папа из боязни распространения языческих идей в народе должен был наложить запрет на всякие раскопки и изучение древностей. Между тем любовь к классической древности из Италии перешла в другие страны Европы. Весьма знаменательным фактом можно считать пребывание знаменитого Рейхлина в Риме, который даже произнёс речь перед Сикстом IV.