Когда он оказался дома, было три часа ночи. На его подушке лежала записка от Нериссы: «Прослушивание в Париже сегодня, обр. в четв.(?)». А на автоответчике — никаких сообщений. Хотя, может, это и неудивительно, поскольку он забыл дать Антонии свой номер.

Ранним утром в среду он снова позвонил на мельницу. Ответа не было. Он оставил все свои координаты и попросил ее перезвонить.

В суде этим утром был перекрестный опрос свидетеля со стороны оппонентов, самодовольного маленького человечка, который полагал, что может с полуслова угадать все вопросы. Это лишь упрощало задачу Патрика и здорово раздражало судью. Однако благодаря этому часть сознания Патрика оставалась свободной, и он гадал, что происходит в Ля Бастид. Постепенно он пришел к выводу, что Антония, вероятно, не намерена ему звонить. Похоже, она не желает иметь с ним никаких дел.

«Антония, — вспомнил он слова Майлза, — не из тех, кто прощает». Нет, нет и еще раз нет!

Во время перерыва на ланч, когда вся команда вернулась в Палату за сэндвичами, а заодно за тем, чтобы обсудить и стратегию, он выскользнул в свою комнату и снова позвонил на мельницу. Он был косноязычен, как семнадцатилетний. Господи, ну почему же так трудно сказать, что чувствуешь! Автоответчик был худшим изобретением на планете.

— Антония… ох… ты можешь перезвонить мне? Пожалуйста? Эта штука… суд… скоро кончится. Я думаю, они все уладят, может быть, даже сегодня. В любом случае я вылетаю первым рейсом.

В пять минут второго, перед тем как покинуть здание суда, он позвонил в свое агентство и купил билет на первый утренний рейс. Если она не хочет иметь с ним дел, пусть скажет это ему прямо в глаза. Какой смысл быть адвокатом, если он не может защитить самого себя!

В четверть четвертого другая сторона попросила о небольшой отсрочке, во время которой было принято предложение урегулирования, данное в субботу вечером. Судья был счастлив: теперь он мог идти играть в гольф. Клиенты тоже были в экстазе.

Было восемь, когда Патрик с Деброй наконец вырвались, и то, лишь пообещав, что встретятся позже у Лэнгана, за шампанским.

— Мне надо с вами поговорить, — сказал Патрик Дебре, когда они подошли к комнате клерков.

— Наконец-то, — выдохнула она, проходя в свой кабинет и закрывая за ним дверь. — Выпить не хочешь?

Он покачал головой. Выбрал кресло подальше от портрета ее отца, висевшего над каминной полкой. Не стоит создавать себе затруднений. Лорд Суинберн своим взглядом василиска осаживал и не таких, как он.

— Я полагаю, — сказала Дебра, щедро плеснув в бокал виски, — что это связано с Антонией Хант?

Ее лицо было непроницаемым, словно она выкладывала неоспоримые аргументы в суде.

— Да, — ответил он ровно.

Если она надеется сбить его, то он будет разочарован. Хотя он знал, что она постарается взять верх. В конце концов, она была сутягой.

— Я сказал Джулиану, а теперь хочу сказать и вам, что я порвал с Нериссой.

Она ответила слабой натянутой улыбкой.

Он говорил с Джулианом утром за завтраком, перед тем как тот ушел в больницу. Ему было тяжело обременять Джулиана в такое время, но выбора не было.

Джулиан выслушал его молча. Потом медленно свернул свою «Таймс» и положил на стол рядом с тарелкой.

— Я опасался, что это может случиться. Пожалуй, я всегда знал, что Нерисса тебе не пара.

— Это не ее вина. — Он помолчал. — Я все еще люблю Антонию.

Как просто звучит, когда говоришь это вслух. Как просто! И внезапно все встало на свои места. Больше нет головных болей. Больше не надо замазывать трещины и удивляться, почему не становится лучше.

Но Джулиан явно этого не ожидал. Он был потрясен.

— О, мой мальчик, ты не можешь! Ты должен предвидеть, как это воспримет Дебра!

— Ничем не могу помочь, Джулиан. Никто не может.

Тот не ответил.

Патрик попытался улыбнуться:

— Все не так плохо. Я буду видеться с вами, вы же знаете! Я же не собираюсь в Австралию!

Джулиан снял очки и протирал их носовым платком, сердито моргая.

— Ты прав, конечно. Ты же не собираешься в Австралию.

…Дебра, прищурив глаза, изучала портрет отца. Она выглядела так, словно изобретала стратегию тяжбы.

Патрик ощутил себя выжатым. Он подумал: «Почему бы нам не снять перчатки и не начать?»

— Должна сказать, — начала Дебра, все еще глядя на портрет, — я разочарована тем, что ты думал, будто должен все эти годы вводить меня в заблуждение.

— Насчет чего?

— Ты знал, что мой сын взял ту вещь, но все же прикрывал его. Ты знал, что моя дочь закрыла эти ворота, и все же не сообщил мне об этом. Ты…