Я не желаю говорить о фатальности моего либидо. И перекладывать ответственность на либидо или на подсознательное, как делает Фрейд. Я также не желаю принимать всю ответственность за свое сексуальное развитие.

Я отдаю должное католическому взгляду, что секс находится в гармонии с природой. Секс и создание детей — это неделимый целостный процесс.

Я был заброшен в мир, где этот процесс держался в секрете от нас и стал тайной.

Я был заброшен в мир, где разум и тело были разобщены, и разум стал тайной. К тому же бессмертная душа произвела еще большее усложнение. Я был заброшен в мир, где сексуальная активность и продление рода были разделены, и секс превратился в предмет запретной забавы, болезни, манипуляции.

Я был заброшен в семью, где дети не были желанным ответом на любовь двоих.

Я был потрясен знаниями, приобретенными у сточных ям.

Я был потрясен псевдонаучной сексуальной теорией Фрейда.

Я был потрясен неведением того, когда секс бывает хорош, когда плох, когда я бываю хорош, а когда плох.

Более всего я был потрясен в пубертатный период. Следует ли винить своих родителей за отсутствие понимания. Фердинанда — за соблазнение, себя — за то, что "плохой"?

В течение многих лет я был "хороший", пока не превратился в "плохого".

Потребовалось много лет, чтобы понять проблемы морали. Еще раз организменный взгляд принес ясность.

К девяти годам я уже получил признание. Мои дедушка с бабушкой всегда говорили: "Он сделан из материала, который вобрал Любовь, Бога и Человека".

Я действительно должен был стать милым ребенком. Любящим, стремящимся радовать и учиться. Длинные вьющиеся волосы, принесенные в жертву школе с протестом и слезами.

Читать я мог очень рано. В доме моих родителей книг не было, за исключением двух. У отца была библиотека, запертая в комнате. Эта комната была тайной. Мне приятно думать, что мои плохие дни начались со вторжения и исследования этой комнаты. Более вероятно, что они начались с переходом из теплой, безопасной начальной школы в чужую суровую атмосферу гимназии.

В доме дедушки и бабушки я мог найти много книг. Обычно, я лежал на полу, читая Марка Твена и многое Другое.

Фактически эти воспоминания замышляются, чтобы пролить свет на мое детство. Я просматриваю. Я делаю это не для себя, а для читателей, "как если бы" меня попросили написать свою биографию, "как если бы" я Должен был изучать а-ля Фрейд, чтобы объяснить.

Я — в доме Боба Холла, пишу в железной комнате. Я открываю книгу по астрологии. Я — "рак", читаю: "…луна вызывает желание прикасаться, собирать, она поощряет любопытство, сильно воздействует на эмоции, она обнаруживает способность привлекать людей к вам".

Как поразительно это подходит! Добавьте "сильный упорный интеллект", и вы обнаружите много идентичного. Астрология другая тайна.

Я твержу одно слово — "тайна". В своем беглом просмотре, чуть раньше, я коротко останавливался на отдельных "тайных" случаях.

Помимо запертых на замок книг моего отца, у меня был доступ к "тайной" серии, еженедельнику, который читала наша служанка.

Мои сестры и я были в основном близки. Однажды меня исключили из игры, в которую они играли во дворе, причем какой-то мальчик стоял на страже. Я подозревал, что это сексуальные игры. Как я пришел к такому подозрению, не знаю. Только я был убежден, что свершалось что-то таинственное.

С тайной тесно связан страх. Религия и действия в храме страх не вызывали. Я находил странным и необычным то, что делали эти люди с благоговением держащие молитвенные книги и читающие на чужом языке с необычными движениями и голосами.

Мы должны были учить иврит. Все безлично, кроме нескольких исключений. Например, их интерес к моему носу после случая, который жив в моей памяти.

Мы, трое детей, проходили мимо строящегося дома, когда ветер сорвал тяжелый забор. Край его ударил меня по носу, упал на Грету и сломал ей ногу. Мастер бегал в отчаянии вокруг, твердил о своей невиновности, карета скорой помощи доставила нас к пункту первой помощи. Мне нравились возбуждение и беспокойство, но я завопил, когда мне прижигали рану йодом, мне нравилось беспокойство раввина, который позднее осматривал мой ушиб, поскольку нос даже не был сломан.

Мне нравились восхищение и подарки, которые я получал. Когда все гордились тем, как хорошо я декламировал свои молитвы. Был даже подарок от семьи Стаубов. Несколько недель я отдыхал от своего положения "паршивой овцы".

По-видимому, основной причиной, по которой я приобрел это положение, явилось вторжение в секретную комнату отца.

Каким-то образом я заполучил ключ, и когда в доме никого не было, вошел в эту комнату.

Я обнаружил неописуемый беспорядок. Мой отец никогда не позволял никому входить и убирать. Там были полки с книгами, которые можно исследовать. Но какая досада, все они были связаны с увлечением и стремлением моего отца: стать Главным Магистром Свободных Масонов.

Он любил, когда его называли "оратором", и с широкой голубой лентой поперек груди, с длинной впечатляющей бородой, могучей фигурой, он и вправду выглядел великолепно.

Он ничего не делал, чтобы стать Главным Магистром одной из учрежденных лож, потому что создавал свои собственные. Обычно, через несколько лет они лопались, и он создавал новую, как аудиторию для своих представлений и длинных речей об идеалах. Предполагается, что принятие в ложу, как вы, возможно, хорошо знаете из "Волшебной флейты", — это тяжелое испытание, в ходе которого неофит должен доказать свои храбрость и достоинство, чтобы стать членом тайной секты.