— Не знаю. Не писали, — говорил изрядно вспотевший под тяжелой ношей Клим. В туристском рюкзаке было что-то твердое, упругое, металлическое.

— Что там у тебя? — наконец-то поинтересовался Никита.

Клим вздохнул, словно раздумывая, признаваться или нет? Усмехнулся в коротко постриженные усики:

— Что мог стащить бедный зэк? Что плохо лежало. В данном случае провод. В тамбуре валялся. Где-то проводники прихватили. А продать не успели…

— На барахолку сам пойдешь или опять пошлешь свою деваху? — в словах Никиты Клим уловил едва прикрытую иронию.

— И пошлю. Если меня еще не забыла. В стране прихватизация в самом разгаре. Уже опустилась до самых низов.

— И до тебя?

— А до тебя — разве нет? Ты что — до сих пор ничего не хапанул? Генералы тебя не научили? Ольга писала: вашего соседа, племянника Алешки Земы, забрали в армию. А в полку сапог не оказалось. Командиры продали или пропили. В зоне травили анекдот. Назывался он «бизнес по-русски». «Украли бочку спирту. Спирт продали, а деньги пропили».

Анекдот давний. Клим слышал от мирного чеченца.

— А племянник Земы так и марширует без сапог?

— Юрко ему подарил свои старые кирзачи, со времен Советской армии… Ты разве не в курсе, что в Збройные силы идут служить в своем обмундировании? Как в старину ходили донские казаки.

Шагали по мокрой от росы шоссейке. Наблюдали рассвет в слобожанской степи. Климу хотелось говорить. И он не молчал. Продолжал начатую мысль:

— Раньше тоже воровали, но чтоб так!.. Все прихватывают, что плохо лежит… Разве с таким народом Украина поднимется? Перевелись, брат, истинные патриоты. Исчезли, как элитная картошка.

— А при чем тут картошка?

— Картошку два раза не перебери, не отбрось гнилую и мелкую — и нет элитного сорта. Так и люди. Попадет один с гнильцой — загубит весь посев.

— Какой агроном тебя просветил? Неужели в колонии?

— В колонии другому учат. Ты же помнишь, мой отец был председателем колхоза. Отбирал только сортовые семена. Потому и гремел на всяких выставках.

Никита приостановился, весело рассмеялся.

— Клим, а ты — кто?

— Ты имеешь в виду стыренный провод?

— Провод — чей?

— Был украинский. А может, и не украинский. У проводников надо было спросить.

— Ну, а когда Украина без всего останется, все растащат? Сам говорил, даже в тюрьме голодают.

Клим сбросил на асфальт тяжелый рюкзак, выпрямился, расправил плечи, дал спине передышку. Глядя на рюкзак, улыбнулся, обнажая фиксу из белого металла. Завершил мысль:

— Тогда я стану, как и ты, гражданином России. Мне ребята говорили, сколько Россию ни грабь, ее все не убывает. Вот что значит великая держава! Завидую кацапам. На богатстве сидят.

— А ты орал: «Геть кацапив з украинских тюрем!»

— Не придирайся к слову. Кацап — это еще не весь русский… Уже и поляки претендуют на Русскую землю.

— Это что-то ново.

— А новое — это забытое старое.

— Поляки ничего не забывают. У меня был сосед по нарам — поляк. Бредит Полонией — от моря до моря.

Дорога длинная… Шли, шуршали подошвами по влажному асфальту. Неторопливо беседовали на вольную тему.

В эти минуты как они были не похожи на прежних драчунов! Детство ушло — остались воспоминания. О плохом ни говорить, ни думать не хотелось. Было общее хорошее, вечное — вот эта степь.

По селу с быстротою молнии разнесся слух: Клим Пунтус из тюрьмы вернулся.

Первым уловил запах магарыча Алексей Зема. В этом ему помогла соседка Прасковья Огрызко, бывшая доярка «Широкого лана», крупная сорокалетняя молодица с розовым, вечно улыбчивым широким лицом и с желтыми мозолями на ладонях от вил и совковой лопаты. Прасковья обладала богатырской силой — нередко сама вместо лошади вывозила из коровника телегу с навозом; мужики к ней подходили с опаской, исключая разве что Алексея Зему. О таких женщинах, как она, на селе поют: «Я корова, я и бык. Я и баба, и мужик».

Леху Прасковья застала с плотницким топором в руках — из сухого дубка тесал топорище. Его пустой левый глаз был прикрыт плотной бязевой повязкой, но он видел одним глазом не хуже, чем двумя. Соседку заметил издали.

— Привет, Пашуня! Заходи, гостьей будешь.

— Может, ты к нам зайдешь? По старой памяти. Ясли развалились.

— Тогда готовь допинг. А лучше — пусть ваш Прудиус раскошелится. Бабки у него жирные.

— Я тебя молочком угощу. А попутно отнесешь крынку Алексею Романовичу. У них, ты еще не слышал, событие — Клим уже дома.