— …Вы завтра утром отправляетесь в Лондон с Альбертом Корбеттом, вы помните? — она старательно выводила каждое слово и внимательно смотрела мне в глаза. Я что, по её мнению, тупая? Почему она так медленно говорит?

Я уверенно кивнула и аккуратно отстранилась, пятясь назад. И что на неё нашло? Матильда выпрямилась, всё ещё хмуря брови, затем тяжело вздохнула и махнула рукой, позволяя мне уйти.

Наконец я вспомнила, что за важное дело мне предстоит, но неужели это оно так сильно меня беспокоило, что я забыла всё на свете? И этот Альберт, как его, Корбетт, первый раз слышу вообще. Может, Матильда меня с кем-то перепутала?

Оказывается, Имельда уже знала, что я уезжаю на неделю, потому что сама ко мне подошла после тренировки и сказала, что они пока будут играть теми охотниками, что у них есть, и ждать моего возвращения. Я отстранённо кивнула и, как обычно, ноги сами повели меня на ужин, а потом и в свою комнату. Я даже не смотрела по сторонам, полностью доверяясь остаткам своей памяти. На ужине что-то ела, а вкуса не чувствовала совсем. Неужели эльфы разучились готовить?

Струи горячей, обжигающей воды в душе не грели, и я всё равно выходила из напаренной ванной, вся озябшая. Перед сном получила очередную сову, только теперь от профессора Уизли. От этой фамилии меня передёрнуло, и почему только? Она вновь напоминала о завтрашней поездке и сообщала, что я должна прибыть на платформу Хогсмид ровно в восемь утра, ни минутой позже, иначе поезд уедет без меня. Мы едем в Министерство на поезде? Как странно. И как я узнаю этого профессора, я ведь так с ним и не познакомилась?

На следующее утро я подскочила с кровати так, будто меня окатили ледяной водой. Всю ночь снилась какая-то сырая тёмная комната, потрёпанный диван и два знакомых, но расплывчатых силуэта. Чертовщина какая-то, не иначе.

Помня о предстоящей поездке, я не ощущала абсолютно ничего: ни волнения, ни трепета, ни беспокойства. Новый день, а боль старая. Горячие пески, острые ракушки, палящее солнце и беспощадный ледяной океан. Я уже стала привыкать к своим спутникам.

Рассеянно побросала вещи на кровать сплошной кучей, завалив ею тот чёртов пиджак, который мозолил мне глаза все эти дни. Время близилось к восьми, а я всё бродила по комнате, как ленивая и сонная жаба. Психанув, закинула всю эту кучу в чемодан и, кое-как утрамбовав её, защёлкнула кнопки. На месте разберусь, что взяла.

Свежий воздух ребячески забирался под ворот куртки, а ветер всё норовил унести за собой моё кепи, но я крепко прижимала его к макушке, со всех ног несясь к платформе под град собственных тревог и сомнений. Пахло наступающей на пятки осенью, а свет уже не такого тёплого солнца брызгал на желтеющую листву и пожухлую траву.

По дороге я переживала, как мне узнать профессора. Однако, когда я ступила на платформу, то сразу же глазами нашла именно его среди серой и непримечательной толпы.

Седеющий немолодой мужчина стоял на платформе, опираясь на замысловатой фактуры посох. Из его смешных усов торчала курительная трубка, от которой исходили клубы серого дыма. Должно быть, из-за этого вокруг него не было других ожидающих — они все разбрелись куда подальше, чтобы не дышать табаком. Всё моё существо будто проснулось от многовекового сна при встрече с исходящей от этого человека аурой доброты, спокойствия и гармонии. По мере того, как я осторожно приближалась, всё отчётливее были слышны его бормотания на незнакомом мне языке.

— Ерундистика какая-то, — говорил он, посматривая то на часы, то в сторону, откуда должен был появиться Хогвартс-экспресс.

— «Erundistika»? Это что за слово такое? — я в два шага оказалась около него и не смогла унять любопытства, услышав такое интересное звучание. Слово было не на английском, а гортанное «р» прямо забиралось в душу, щекоча нервы.

Мужчина вскинулся, причмокивая трубкой, потом дружелюбно улыбнулся своими смешными усами и заговорил уже по-английски:

— Доброе утро. Мисс Мэллори, я полагаю? — он жеманно и чересчур вежливо взял мою руку и слегка приложился к ней губами, щекоча кожу соломой своих усов. Кто-то тоже так делал, но я не могла вспомнить, кто?

— А вы, должно быть, Альберт Корбетт, новый профессор Теории магии? — я немного смутилась, но его колоритный вид не давал мне оторвать глаз. Он всё причмокивал трубкой и смешно водил своими голубыми, по-юношески яркими глазами из стороны в сторону, жмурясь от солнца.

— Всё верно, мисс. Хорошо, что вы не опоздали. Девушкам положено задерживаться на несколько минут для приличия, но не в нашем с вами случае, — он насмешливо дёрнул плечом и опять пробубнил что-то на другом языке, уставившись в небо и ёжась от холода.

— А на каком языке вы говорили? «Erundistika» — это что-то страшное? Какое-то проклятье или ругательство? — может, я и вела себя по-детски наивно, но мне было правда интересно — профессор буквально гипнотизировал своей персоной.

— О, душа моя, — и снова этот непонятный язык! — давайте сядем в тёплый поезд, и мы с вами познакомимся по-человечески, за чашкой кофе.

«Кофе?», — подумала я, но не стала ничего спрашивать, только согласно кивнула.

Через пару секунд послышался гудок, и вся россыпь немногочисленных ожидающих бросилась ближе к краю платформы, чтобы поскорее заскочить в поезд.