Ладно, хрен с ними, со шмотками, партизанам все сгодится, лишь бы воевали хорошо.

Четники расспрашивали новичков, искали родню и знакомых, подшучивали…

— А что у тебя, момче, рожа такая немецкая? — сощурил на меня глаза невысокий живчик в шайкаче и с крупным православным крестом на шее. — Есть у меня сомнение, что ты, мил человек, немачок…

На волшебное слово немедля подтянулись и другие четники.

— Точно, на немца похож, — гудел один.

— Да брось, Павло такой же, он что, тоже немец?

— Немец-немец, — насупился детина, что ворчал за спиной поручника, — я немцев да турок насквозь вижу!

И подошел почти вплотную.

Плохие зубы и еда с чесноком создали косматому убойное амбре изо рта, меня чуть не замутило, а он тем временем сгреб и сжал мой ворот в кулаке.

Эвона как. Ладно, как учили — сжал обеими руками его обшлаг с двух сторон и резко дернул от себя, освобождаясь от захвата. Косматый недоуменно посмотрел на свою пустую пятерню, взревел и хотел было мне врезать по уху, но я не стал дожидаться, а просто двинул ему коленом по яйцам.

— Уймись, дядя.

— Кучкин сын, немецка рожа! — согнулся пополам бугай. — Бейте немца, братья!

Двое или трое шагнули в мою сторону.

— Эй, — выставил вперед руку Марко, — это мой брат, какой немец?

— Ты тоже немец, — хрипел косматый.

— А ну назад! — встал к нам Бранко, а следом за ним и Лука. — Придумают тоже! Владо нас из Боснии выводил, с первого дня с нами! Скольких усташей побил, сколько оружия взял! Кого хочешь из беженцев спроси!

Четники зашумели, и понемногу угомонили сторонников косматого. Тот отлежался, встал и на полусогнутых побрел к поручнику, не переставая ругаться сквозь зубы.

— А ты молодец, Джина не испугался, — похлопал меня по плечу наредник.

— Кого? — только джинов мне тут и не хватало.

— Бубку Шопича, его в округе все знают, а Джином за рост и силу кличут.

А, ну да, джин на сербском это же вроде синоним исполина.

— Куришь? — наредник протянул мне вышитый кисет.

Я отказался и вернулся к своим, вернее, к Марко, снова принявшему вид обожравшегося сметаной кота. Пнув младшего в бок, спросил об успехах с Живкой и полюбовался, как его от шеи вверх заливает красная волна.

— Ну… у меня первый раз… — смущенно выдавил братец и вдруг повернулся ко мне. — А ты умеешь? Научи, а?

Я обнял парня и встрепал ему волосы.

— Обязательно.

До Каменицы Милутинович довел отряд за день, даже несмотря на то, что идти пришлось вне больших дорог, по лесам и холмам Сербии. К моему удивлению, расположились не в каком-нибудь лесном лагере с землянками, а прямо в домах, в деревне, где уже стояли несколько отрядов во главе с офицерами. Рядовых четников определяли на постой в беленые хаты-плетары или избы-брвнары с высокими крутыми крышами под дранкой или досками. Золотопогонники заняли каменные дома исключительно под черепицей или даже железом. А таковых на всю деревню было по пальцам одной руки: поповский, учительский, лавочника, да местного общинного начальника. Так что принцип цветовой дифференциации штанов четники соблюдали неукоснительно. Мы же устроились не в доме, куда помимо нас определили еще пять человек, а на сеновале, где посвежее и попросторнее.

Два дня сытые и довольные господа офицеры вели среди нас буржуазную пропаганду. Себя, как я уже знал, они называли «Югославской армией на родине», что предполагало, что где-то еще есть и другая Югославская армия, но о ней почему-то не говорилось ни слова. Втирали про Равногорское движение — «За короля и Отчизну» (и если со второй частью согласны были все, то вот насчет первой сильно сомневался Бранко, да и не он один). Нахваливали Драгутина-Дражу Михайловича, основателя того самого движения. Ну этот хоть сумел по себе след оставить — помнили и в мое время, правда, собачились хуже, чем про генерала Власова. Одни говорили, что Михайлович герой и вообще спас всю страну и народ. А также выхваченных из-под носа у немцев американских и английских летчиков, сбитых над Югославией. Другие говорили, что Дража натуральный коллаборационист, договаривался с итальянцами и немцами, лишь бы придушить партизан-коммунистов и правильно его Тито расстрелял в сорок пятом. В Югославии Вторая Мировая вообще прошла в форме гражданской, а местами войны всех против всех. Помимо оккупантов (немцев, итальянцев, болгар и венгров), помимо партизан, усташей и четников, помимо Русского охранного корпуса, тут еще и сербы поделились на кучу лагерей. Например, недичевцы — бывший военный министр Недич возглавил гражданское управление в оккупированной стране. А его подручный Летич так вообще благословил формирование Сербского легиона СС. Или вот в полунезависимых Словении и Хорватии организовали вроде как регулярные войска — домобранство.

И, разумеется, в этой каше постоянно случались переходы из одного лагеря в другой, невзирая на взаимную ненависть руководства. Ну, так мне рассказывали, когда я в девяностых в Боснии воевал. Тот еще зоопарк, одним словом, чисто как у нас в Гражданскую.

Помимо политинформаций, нас собирали на прослушивание радио. Да-да, на подоконник управы выставляли радиоприемник, из которого вещало… БиБиСи. Нет, не Сева Новгородцев, к сожалению, а югославское правительство в изгнании. Мировые новости вроде подписания Атлантической хартии, королевские воззвания и, внезапно, списки сербов, сотрудничающих с оккупантами. Типа — вот они, бейте их, люди!

Луку с Бранко новости не радовали — Киев еще держался, но немцы уже на подступах к Днепропетровску и Смоленску, и непобедимая Красная армия откатывается на восток. А усташи продолжают резню сербов, в одной только Глинской церкви убили больше двухсот человек. Известия, в целом, весьма поганые, и мы, возвращаясь на сеновал, их даже не обсуждали.

Лука с его идеями мгновенного восстания пролетариата по всей Европе притих и только рвал зубами кукурузный хлеб и куски свинины, будто это фашисты.