«Мой милый секретарь и уважаемый коллега. Приношу тебе мое сердечное поздравление. Да будет тебе легка та степень, которую ты искала и которой тебя удостоили. Твое недовольство сонатой объясняю чрезмерной недоверчивостью к себе и скромностью. Ты моя племянница и заразилась от меня этими в высшей степени похвальными достоинствами или, вернее, недостатками. Что ты думаешь теперь делать? Где все твои?

Обнимаю тебя и крепко целую.

Твой С. Р.

10 мая 1914 г.

Мои в данную минутку здесь и пока здоровы. Тебе кланяются».

После окончания мною Консерватории Сергей Васильевич к названию «секретаришка» церемонно прибавлял: «мой уважаемый коллега». Он говорил мне: «Мой уважаемый коллега и секретаришка, когда будешь композитором, то пиши только то, что в тебе поет, и никогда не иди на поводу у моды. Всегда верь своей правде». И сколько я ни убеждала его, что сочинять музыку я никогда не буду, он мне шутливо отвечал: «Когда будете знаменитым композитором, мой уважаемый коллега, не забудьте старого, никому не нужного музыканта Рахманинова».

Для моей семьи настали довольно трудные времена в материальном отношении. Жили мы уже не в центре города, а в меньшей, чем прежде, квартире, и останавливаться Сергею Васильевичу у нас было неудобно: квартира была на Петроградской стороне. Но я по-старому, по его просьбе, встречала его на вокзале и не отходила от него целыми днями. Так, перед отъездом из Америки он писал мне:

«Милая моя Зоечка, твое второе письмо получил, но адрес позабыл твой и поэтому отвечаю на дядю Сашу. Хотя я и не остановлюсь у вас, но всё-таки надеюсь, что ты приедешь меня на вокзал встретить.

В Петербург приезжает Наташа, и мне хочется остановиться с ней где-нибудь поближе к Двор[янскому] собр[анию]. После концерта думаю выехать в Москву.

Крепко тебя обнимаю и целую.

С. Р.

2 февраля 1910 г.»

Хотя большое количество свободного времени Сергей Васильевич все-таки проводил у нас, но, конечно, для меня было большим горем, что он не жил у нас; Сергей Васильевич это знал и был со мною особенно ласков и деликатен.

И вот он придумал, чтобы на Рождество я приехала к нему в Москву. Я тогда уже подрабатывала, но денег на эту поездку сколотить никак не могла. Когда он уезжал от нас, я прощалась с ним на вокзале печальная, так как знала, что ни о какой поездке в Москву не может быть и речи. И никак не могла понять, почему мой дядя Сережа, всегда такой чуткий и внимательный ко мне, в таких грустных для меня обстоятельствах веселится и как-то необыкновенно лукаво на меня поглядывает.

Так мы и расстались: он веселый, а я с недоумением и грустью в душе. И еще, когда поезд тронулся, он, как будто для того чтобы сильнее разбередить мою рану, с площадки вагона крикнул мне:

– Так, Зоечка, жду тебя скоро в Москве.

Меня даже зло взяло. Пришла домой и ни с кем разговаривать не хочу. С горя села задачи по гармонии решать. И вижу: на столе письмо на мое имя, без марки. Спрашиваю своих – откуда? Говорят – не знают: посыльный принес и оставил. Открываю письмо – и там пятьдесят рублей и записочка: «Моему секретаришке, чтобы на праздники ко мне в Москву приехала». Здесь весь Сергей Васильевич: душевный, внимательный и донельзя деликатный. Сам он не мог мне дать деньги, он этим подчеркнул бы, что мне трудно живется материально. А он хорошо помнил, что значит, когда трудно живется. Так он с посыльным прислал.

Праздники я провела у Рахманиновых в Москве. На этот раз Сергей Васильевич встретил меня на вокзале, и все две недели, что я у них прогостила, развлекал меня и доставлял мне всевозможные удовольствия. В сочельник у них был импровизованный маскарад. Пели, плясали, вокруг елки хороводы водили. И первым заводилой всех развлечений был Сергей Васильевич. Как заправский тапер играл он танцы, а потом ходил и просил:

– Бедному таперу заплатите что-нибудь за труды.

Водил меня в концерты, в театры. Тогда входил в силу молодой Монахов; он еще не перешел в то время в драму, а опереточный актер он был исключительный. Именно актер, а не тривиальная опереточная фигура, с приевшимися пошлыми трюками и шуточками. Уже в то время виделся в нем большой драматический актер, который позже создал замечательные сценические образы в пьесах «Слуга двух господ» Гольдони, «Венецианский купец» В. Шекспира. Сергей Васильевич специально повел меня смотреть Монахова, которого он ценил и ставил как актера очень высоко.

Я любила ходить с Рахманиновым в театр. Особенно интересно было, когда ему нравилось что-нибудь, а Монахов ему очень нравился. Я зачастую ловила себя на том, что смотрю не на сцену, а на Рахманинова: так он искренно и заразительно веселился.

Прошли, как сон, две недели, кончилась моя поездка в Москву, и надо было возвращаться домой. И стала меня мучить мысль, как же я отдам Сергею Васильевичу долг? Я ведь не смогу этого скоро сделать. Я написала об этом письмо ему, в ответ на которое получила следующее:

«Дорогая моя Зоечка, вот тебе мой адрес: ст. Ржакса. Тамбово-Камышинской жел. дор. Ивановка. С.В. Рахманинов.

Но посылаю его отнюдь не для того, чтобы ты мне отдала какой-то долг, который не признаю и знать ничего не знаю и не желаю. Боже сохрани, чтоб у нас с тобой были б какие-нибудь денежные дела! Посылаю свой адрес на тот случай, если ты соберешься к нам. Кстати: моя жена и мои дети, из собственных средств, только им одним принадлежащих, подарили мне Auto. Приезжай. Буду катать. Всех твоих целую и обнимаю, а тебя особенно крепко и сильно».