— Хорошо, — решила не настаивать, мужчины не любят, когда им перечат. – Подожди, сейчас хотя бы таблетки положу тебе с собой, обезболивающее, вдруг нога разболится и бинты для перевязки.

Лечу в дом и собираю пакет с лекарствами. Недолго думая, наливаю термос чая и пару бутербродов с собой. Сложив все это в прозрачный, дорожный кейс, быстро иду обратно к Игнату.

— Ногу бинтуй, с открытой можно ходить только дома, не дай бог какую-нибудь заразу занесешь. Обезболивающее можно только два раза в день.

— Понял, я же все это знаю, что ты, как будто моя мама, как наседка…

— Просто ты в первый раз едешь, дорога не близкая, ну и…

— Ты калека…договаривай уже, раз начала. Ставь в машину и открой мне, пожалуйста, ворота. Я все знаю, Юль, не маленький. – разворачивается и собирается уходить, а я подныриваю под его руку и заглядываю ему в лицо.

— У тебя что-то случилось? Я просто не хочу, чтобы мы прощались на такой ноте…езжай осторожно и…если сможешь, позвони, когда доберешься до города…я буду волноваться.

— Хорошо… — касается рукой моей щеки, — Спасибо тебе, Юль, за все спасибо…

Для его состояния Игнат довольно шустро усаживается за руль своего гелика, пристроив костыли на пассажирское сидение, надевает свои фирменные солнечные очки и, выезжая со двора, машет мне рукой… даже не поцеловал… такое чувство создается, как будто он вылетел из клетки на свободу.

Закрываю ворота и калитку на замки и плетусь в сторону дома, мне уже не хочется ни вязать, ни делать что-то другое…просто весь воздух из меня вышел, весь дух. Так муторно на душе стало, как будто случилось что-то или должно случиться. Тьфу, тьфу, не дай бог. Надо что-нибудь почитать, отвлечься… я всегда так делаю, когда переживаю, помогает успокоиться. Иду в кабинет и с порога в нос мне ударяет неповторимый запах мужчины, моего любимого мужчины…поэтому беру книгу и просто ложусь на диванчик, кладу голову на подушку, которая еще хранит вмятину от его головы и почему-то начинаю тихо плакать…не хочется уже и читать, наревевшись вдоволь, проваливаюсь в глубокий сон.

Спала я долго, звонка не слышала, значит не звонил…тянусь к телефону и сразу вижу загоревшийся звонок на ватцапе.

— Доехал, не волнуйся. – и больше ни слова…вот почему мужики такие, а? Ну напиши, что доехал, что все хорошо, что уже скучаешь, что хочешь поскорее вернуться…ну рука же не отвалится, а нам, женщинам, знаете как приятно будет…но нет, сухо доехал и точка, и никаких гвоздей, всё.

Хороший сон видимо пошел мне на пользу, потому что я встала с дивана отдохнувшая и полная сил. Хотелось свернуть горы, только не думать сейчас об Игнате, не травить себе душу. Он свободный парень и ничего тебе не предлагал и не обещал, это ты вцепилась в него, как клещ и боишься отпустить от себя хоть на шаг, боишься, что не вернется к тебе…отпусти…если твое, то вернется, а если нет, то и не жди.

Раз у меня такое боевое настроение, то займусь, пожалуй, бабушкиными шкафами, давно хотела перебрать. Что-то оставить на память, что-то раздать, а совсем ветхое сжечь. Да и в кабинете надо в дедушкином столе документы просмотреть, и тоже что-то выкинуть, что-то оставить. Столько времени прошло, маме с папой некогда все время, хорошо, что у них есть я.

Попив чайку с булочками, иду в бабулину спальню…здесь все так же, как и при её жизни, кажется, что она просто вышла во двор и сейчас вернется…не вернется…самое страшное в смерти близкого человека то, что ты никогда-никогда его больше не увидишь…из уголка глаз скатилась одинокая слезинка…никогда…Юля, не надо плакать, им так плохо от наших слез…

Открыв шкаф, провожу руками по ее костюмам и блузкам…начинаю складывать в принесенные коробки. Вещи все хорошие, добротные…наша Вера Васильевна была той еще модницей. Все вещи, уложенные в коробки, вечером увезу в местную церковь, отдам батюшке, он знает, что с ними делать.

Таким же манером разбираюсь и с дедушкиными бумагами. В основном это были старые квитанции за электричество и воду, а также старые газеты, журналы и прочая корреспонденция. Заглянув для порядка в нижний ящик, я обнаружила что-то, обмотанное платочком и перевязанное бечевкой. Развернув, увидела две пачки денег, пересчитав которые, поняла, что в каждой пачке по пять тысяч долларов. Под ними лежал листок бумаги, свернутый вдвое.

,, Если вы читаете это письмо, значит нас уже нет в живых и вы лазите в шкафах, что я вам категорически запрещала делать. Эти деньги мы оставляем своим любимым внучкам Инге и Юле. Они вам пригодятся. Ваши бабушка и дедушка.,,

Ничего себе…а…мама что в шкафах не убиралась что ли? Ну вообще-то я не удивлена совсем, они были людьми богатыми и вполне могли себе это позволить. Спасибо, родные мои.

За работой и не заметила, как стемнело…день закончился, а Игнат даже и не позвонил. Может что-то случилось у него? Какой-то он невеселый поехал…ну ничего, завтра вернется, расспрошу, что его так расстроило.

Слышу в доме звенит мой телефон, спускаюсь вниз, звонила мама Игната, случилось чего?

— Алло, здравствуйте, тёть Надь, как дела у вас? – перезваниваю, голос дрожит и вибрирует от переживания, хотела спросить, как там Игнат, но меня опередили.

— Здравствуй, Юленька, да у нас все хорошо, у вас как? Сынок мой чем занимается? На протезирование готовится? – сердце пропустило удар, потом еще, нечем стало дышать…спокойно, он же писал, что доехал…где он тогда… — Что-то звоню ему, трубку не берет, думаю, может отдыхает.