– Не так чтобы очень, Василису Яковлевну атомной бомбой не убьешь. Но хотелось бы ясности. Оставлять на Лизавету ужин или уже не париться. Карл Людовикович, у вас как обстановка?

– С пегеменным успехом, Евгения Баюновна, – заговорщически тихо отвечал тот. – Младший пока в отъезде изволит быть, осматгивает пегспективные места для поиска золота. Но на вашем месте я бы пока не высовывался.

– А вы почему шепотом?

– А я… гм… в некотором смысле отбываю наказание, – прошелестело из едва заметной щели окна ближайшего авто-дома. – Самым суговым и вагвагским обгазом постгадал безвинно и без суда. Лишен, так сказать, благ цивилизации, смагтфона и доступа в интегнет, изолигован от общества.

– Господи, за что?

– Думаете я так не аггументиговал свою линию защиты? Годного дедушку только за то, что я заказал доставку бальзама для волос в этот богом забытый угол. Кстати, Евгения Баюновна, вы не знаете? Есть тут поблизости пункт выдачи заказов? Может так вышло бы дешевле?

– Савва Пересветович сказал, что до ближайшего верст пятьсот. Так почему шепотом?

– Исключительно в целях пгедостогожности. Не буду говогить, в какое место мне этот бальзам залили, сгеди нас дамы. Но пока опаснее всего чихнуть. Поэтому я стагаюсь даже не говогить.

– Сочувствую, – искренне ответила девушка. – Карл Людовикович, к слову, как нам отсюда выбраться?

– В пгинципе, деточка, нет ничего невозможного, – ответил тот. – Можно угнать один из тгейлегов. Но сгазу скажу, что это вам посоветовал не я, а ваша пгигодная смекалка.

– Принято. Спасибо. А ещё один совет дадите? Как Лизавету найти?

Карл Людовикович на несколько мгновений замолчал, словно вспоминал карту местности.

– Вегоятнее всего она ушла на…

В этот момент в лагерь с оглушительным грохотом мотора ворвался вездеход на огромных колесах. Техника для тайги подходит грубая, выносливая, габаритная. Бугатти Вейрон тоже можно, но только если для украшения.

– Шухег! Он вегнулся, – тихо просипел Карл и прихлопнул оконце.

Так и есть, махина остановилась, из кабины бодро выпрыгнул Баренцев. Знакомый образ в незнакомом обличии. В строгом костюме и изящных ботинках он смотрелся лучше. На нем черная водолазка, плотные теплые штаны на лямках и грязные массивные сапоги до колен. Подбородок зарос темной бородой, на глазах привычные черные очки. При одном его виде старые сердечные раны вновь дали о себе знать. Как же было хорошо до того, как он стал драконом!

Женька рассудила, что прятаться бессмысленно, он наверняка знает, что она уже в лагере. Спешить к нему и обращаться за помощью предпосылок нет, ее от этого подвига все отговаривали. Значит, нужно просто делать свое дело. Она ищет мать, а здесь не частная собственность. Тайга дело добровольное, хотя в ее случае это звучит двусмысленно. Хотел бы убить, уже убил бы.

– Лизавета! – крикнула она и целеустремленно пошагала вдоль авто-домов. – Лизавета!

– Уходи, пока есть возможность, – раздался его голос из-за машин.

– Я мать ищу! – громко ответила она. – Ушла, сбежала, потерялась! Кто видел, отзовись!

– Евгения Баюновна, тебя сюда не звали!

– Я даже больше скажу, меня сюда звали, но я отказалась. Кай, отдай Лизавету, будет тебе счастье в моем отсутствии.

– Убирайся!

– И не подумаю. Я мать ищу, бесполезно мне мешать!

Она шагала быстро, просматривала между машин местность и ойкнула от удара створки окна.

– Арису, сеппуку ресыла сиделать? – высунулась из окна Камико. – Уходи лутсе.

– Без матери не уйду! – проорала она сразу и всем, чтобы не было недомолвок. – Предупреждаю, хватит пугать меня вашим Младшим, я его не боюсь.

– И очень напрасно, – нагло хмыкнула из следующего окошка Милэгрос. – Жалко мне тебя.

– Кай, если хочешь войны, я познакомлю тебя с белорусским партизанством, – она ударила топором по железяке, и раздался громкий скрежет, а лицо Испанки скрылось в оконце. – Можешь погуглить. Интересный способ противостояния, тебе не понравится. Хотя бы потому, что тебе есть что терять. Техника, горючее, припасы. Никакого самурайства, никаких строгих правил. Верни мать по-хорошему!

– Сама вернёшь, если доживешь! – рявкнул он.

– Допустим, я извиняюсь за поведение члена моего гнезда. Рустик действовал импульсивно, его понять можно, он наркозависимый и от того непредсказуемый. Прости нас, мы не хотели.

– Плевать на твои извинения!

– Формальности в порядке, я принесла извинения. Была бы честь, как говорится.

Женька продолжала бежать вдоль машин, достигла восточной границы лагеря и перебежала на другую сторону. По пути отметила, что Баренцев оставался на месте, сложил руки на груди и следил за ней взглядом. Население лагеря притихло и дожидалось развязки.