Шрифт:
Знать, глубоко в сердце запало требование преосвященного Варсонофия, и не один раз перечитал он ту грамоту, пока расстался с необычным своим уловом. Но это ж, право, святая дружина какая-то! Чисто тебе гишпанская инквизиция! Ну и делишки же творятся в глухой провинции российской.
– Вот это все лишь мне и осталось, – указал на стол пряничных дел мастер. – Откушайте, сударь.
– Да я уж и так у вас изрядно загостился, – прижал руку к сердцу Ваня. – Пора и честь знать.
– Жаль, ой жаль, что Великий пост, – снова повторил Кандыбин, выпроваживая нечаянного гостя с честью до самых ворот. – А то б мы с вами…
Он заговорщицки подмигнул.
– Но, даст Бог, вы у нас еще погостите. Так что при случае милости прошу в гости.
– Непременно, – пообещал поэт.
Как оказалось, гостеприимный Василий Иванович велел заложить для него свои собственные сани, чтоб доставить понравившегося ему обходительного и разумного молодого человека прямо в «Лондон». На пол кибитки были уложены два куля с гостинцами. Тот, что побольше, – для свояка, меньший – Ивану.
– Там прянички, – шевелились густые брови. – Не побрезгуйте подарком.
– Благодарю покорно, милостивый государь!
Когда уже поворачивали на мост, господин копиист заприметил две черные мальчишечьи фигуры, поспешно скрывшиеся в ближайшей подворотне. «Ну-ну!» – подумалось ему. Не дремлет владыкина стража. И как только везде поспевает?
Глава одиннадцатая. Убийство свидетеля
Москва, май 201… г.
– На сколько, как думаешь, мы опоздали? – осведомился Вадим.
Борисыч вздохнул, комкая в руках старомодную кепку:
– Часов на пять… Хотя какая теперь разница!
Они находились в большой светлой комнате, являвшей собой нечто среднее между кабинетом, маленьким выставочным залом и роскошной гостиной. Строгая мебель темного дуба, идеально отлакированный наборный паркет, картины на стенах, шкафы и витрины вдоль стен. В одних посуда и прочие безделушки, в других – книги.
Вадим подошел к одному из шкафов, пробежал взглядом по названиям на корешках.
«Ars Diaboli», «Destructor omnium rerum», «Dissertazioni sopra le apparizioni di'spiriti e diavoli», «De origine, moribus et rebus gestis Satanae»… Ни французского с итальянским, ни тем более латыни он не знал, но слова «Дьявол» и «Сатана» в переводе не нуждались. Все это были старинные трактаты по магии и демонологии.
Почти такие же книги майор видел две недели назад в доме убитого мага. Но если книгохранилище Монго производило впечатление какой-нибудь библиотеки замка Синей Бороды, то тут древние тома благолепно упрятаны в чопорный старинный книжный шкаф, отчего они словно лишились мрачной своей силы.
И кабинет Отто Янисовича Гроссмана отличался простором и светом.
Да и в самом хозяине ничего такого не было. Лет пятьдесят: лысоватый, худой, вид респектабельный, можно сказать даже – подозрительно респектабельный. Антиквар, барон и темная личность… Облаченный в дорогой костюм и домашние туфли, а не какие-нибудь вульгарные тапки. Все – с печатью той неброской роскоши, по которой узнаются по-настоящему богатые люди.
Он как будто отдыхал в кресле, полуприкрыв глаза. И рукоять клинка, торчавшая из груди, не сразу бросалась в глаза на черном фоне дорогого костюма. Закоченевшая рука лежала на эфесе слоновой кости.
Вадим отвернулся от покойника, и еще раз пробежал взглядом по фарфору, по картинам, подернутым патиной времени и старинным клинкам в застекленных витринах.
– Вадим Петрович, взгляните, – позвал его из другой комнаты Зайцев.
Оба майора, не сговариваясь, двинулись на голос.
Лейтенант стоял перед раскрытым чемоданом фасона «мечта оккупанта», изучая его содержимое. Савельев заглянул через плечо и еле удержал отвисшую челюсть. Позади вполголоса матюгнулся Куницын. И было отчего.
Прежде всего, в глаза бросалось серебряное шитье черного мундира, поверх которого брошена черная хромовая портупея с кортиком. Эфес оружия украшал серебряный череп. Потом – россыпь крестов на мундире. Фуражка с высокой тульей, неприятным образом напомнившая Вадиму принятые нынче в российской армии головные уборы, только разве, увенчанная, вместо двуглавого орла, орлом одноглавым, восседающим на свастике. Шинель, аккуратно свернутая. Кожаное пальто. Сапоги, запакованные в целлофан. Какие-то свертки, бумаги…
«Киностудию, что ли, кто-то «подломил»?» – промелькнула идиотская мысль. Сомнений не было, – у антиквара обнаружился настоящий прикид самого настоящего эсэсовца. Ну да – тоже антиквариат в своем роде…
Зайцев осторожно вытащил из чемодана кобуру, расстегнул…
– О, статья 222б, – удовлетворенно произнес лейтенант, держа за дуло «вальтер».
– Осторожней, нам с него еще пальчики снимать.
Хасикян неуверенно попробовал пальцами материю в чемодане.
– Хорошее сукно – произнес он задумчиво. – Сколько лет, а как новенькое! Мне прадед говорил – он портной – самая лучшая материя на их мундиры шла. Даже вспоминал, как жалко было, что использовать нельзя. Разве вот на портянки. И кому это могло понадобиться?