Шрифт:
– Вот еще! – фыркнул, подбоченившись, барон. – Я в живодеры не нанимался!
Подступил и второй монашек.
– Мы сами все сделаем! Только помогите снести… в одно место.
– Хм, – снова повел длинным острым носом немчин. – Извольте, святой отче.
– Брат, – поправил молодой человек. – Брат Дамиан. А это Козьма.
– Да помню я! Что повторять по сто раз?!
И отошел, бубня себе под нос:
– Вот же навязались на моя голова!
Тем не менее живо начал командовать своими людьми, разъясняя солдатам, что да как им надлежит сделать.
– И бдите! – предупредительно крикнул Дамиан. – Они живучие. Как бы не покусали.
– Надеть рукавицы! – рявкнул барон. – Примкнуть штыки! Глядеть в оба!
Монахи, словно не замечая Ивана, обходили его стороной. Поэт попытался было с ними заговорить, но безрезультатно. Все так же потупившись, Козьма и Дамиан, казалось, погрузились в священный транс. Они ничего не видели и не слышали, кроме того, что их занимало больше всего.
А владела ими забота как можно скорее покончить с уничтоженным противником. Господин копиист заключил это потому, как люди в черном наблюдали за процессом сотворения кучи из мертвых собачьих туш. Они чуть ли не каждую провожали до самой могилы, пристально вглядываясь в околевшую тварь. Молча указывали солдатам, в каком именно порядке класть.
В конце концов, получилось некое подобие избяного сруба. На самом верху возлежал пес, снятый бароном с Ивана. Самый крупный из всей стаи. Наверняка вожак.
Потом иноки отправились в лес за хворостом.
Пристав отрядил следом за ними свою команду, а сам вернулся к Баркову. Извлек из кармана фарфоровую трубочку на вишневом мундштуке, кисет и стал неторопливо набивать трубку табаком. Поэт поморщился. Не выносил самого запаха адского зелья. К его многочисленным дурным привычкам курение не относилось.
– Что ж, давно вы занялись псовой охотой? – едко поинтересовался столичный гость, к которому уже вернулось самообладание.
– Пошитай шетвертый день, – раскуривая трубку, прошепелявил барон. – Как только его преосвященство распорядился.
– Варсонофий?
– Ну да. Специально пригласил меня и сказал, что я непременно должен уничтожить стаю диких собак, появившуюся в окрестностях города. Я еще удивился – солдатам гоняться за собаками…
– Бешеными, – уточнил Барков. – У нас всегда городская стража об этом печется.
– Да? Возможно, возможно. И дал мне в подручные вот этих… юнкеров. На мои возражения никак не прореагировал. «Так надо», – сказал, будто отрезал. Ну, раз надо… Я солдат. Что мне начальство прикажет, то и выполняю.
Выпустил клуб дыма. Кивнул в сторону братьев.
– Надо признать, в мальчиках этих что-то есть. Нюх у них отменный. Прямо собачий! – Немец рассмеялся удачному каламбуру, показавшемуся, однако, Ивану не совсем уместным в данной ситуации.
– А где вы так хорошо научились говорить по-русски? – полюбопытствовал поэт, сам зная немецкую речь намного хуже.
– О-о! – самодовольно надулся довольно-таки тщедушный на вид пристав. – Я ведь уже давно в России. И не все время сидел в провинции.
Тут он многозначительно посмотрел на Баркова.
– Домой не тянет?
– Как же. Конечно, тоскую. Но уже недолго осталось. Чаю в скорости получить полный абшид [13] . И – в родной Боденвердер! Там у меня имение на реке Везер. Молодая жена… – в глазах пристава появились слезы.
Ох уж эта немецкая сентиментальность!
13
Абшид (нем.) – в русском языке вышло из употребления. Прежде обозначало отпуск, увольнение, указ об отставке.
– Ну, что там?! – крикнул пристав без перехода.
Поэт обернулся.
Солдаты приволокли изрядную кучу хвороста и, сообразуясь с указками Козьмы и Дамиана, начали сооружать костер. Часть прутьев уложили в центр «сруба», остальными закидали собак снаружи.
– Теперь отойдите прочь! – велел Козьма служивым. – И подальше. Нельзя вдыхать этот нечистый дым!
Команда отошла саженей на десять. Этого инокам показалось мало. Распорядились отодвинуться еще на такое же расстояние.
Из своих заплечных мешков монахи извлекли что-то вроде масленичных личин и надели себе на головы.
Дамиан зажег факел, потом еще один, сразу отданный Козьме. Затянув какую-то молитву, слов которой Иван не смог разобрать, юноши стали обходить кучу посолонь [14] , тыкая пылающими палками в хворост.
Огонь сначала никак не хотел заниматься. Но, повинуясь налетевшему порыву ветра, он наконец вспыхнул с яростной силой, охватив сразу все «подношение».
14
Посолонь, нареч. (устар.) – по солнцу, по направлению от востока к западу.