Шрифт:
Я так и не пригубил, меня уже вроде таким отпаивали. Парни же на глазах преображались, словно не весь день на ногах бьемся за спасение своих жизней, а только после разминки.
Стоило Тихому убрать кувшин, как подошел начальник охраны.
— Вы на эту дрянь не налегайте. Яд это. То есть отрава мирская, организм губит быстрее, чем «Мягкая поступь». Но сейчас без нее никак.
От подобной новости радужное настроение пропало.
— Чего сразу не сказали? — вставая, спросил я.
— У тебя времени не было, а про кувшин должен был Слива рассказать.
— Видать, забыл, — зло буркнул я.
— Ух, я ему уши оборву, — прозвучало грозно, но насквозь фальшиво. Воевода забрал кувшин, помялся с ноги на ногу и собрался было уходить, как поговорил. — Отдыхайте, скоро снова нападут.
— Гадство, — зло посипел Михлан, — слышал я про такое зелье. Говорят, потом всю жизнь животом мучить будешь.
Не знаю, как и отдыхают прожжённые псы войны, или ветераны множества битв, мы же тупо сидели и молчали, пялясь в звёздное небо. Благодаря зелью, мы все еще в строю, и вроде как полны сил, но это мнимая благодать. Тело, как говорится, не обманешь. Поэтому усталость бродила кругами, готовясь в десятикратном усилении кинуться на нас. Пока мы спрятаны за забором колдовского зелья, но это не мешает чувствовать и главное знать: усталость там, и она ждет своего шанса.
— Сержант, а чем тебя так приложило? — спросил Михлан.
— Криком, чем еще, — немного подумав, ответил я.
— Странно, вон Тихий так же близко был и ничего, только звон в ушах? Так, Тихий?
— Да, — как всегда кратко ответил молчаливый парень.
Умолкли. А ведь действительно странно — меня вон вырубило, и того бойца, что первым поразил ящера, а остальным только уши заложило.
— Мне кажется, — ага, Мел уже до чего-то додумался, — это ментальная атака, но того, кто причинил древнему легионеру боль. Где-то читал, что такое может быть.
Такое чувство, будто он про все на свете что-то там читал.
— Мел, сбегай, расскажи про наше размышление главе охраны. Лишним не будет.
Наш всезнайка скорчил недовольную рожу, но поднял зад с пригретого места.
— И еще, — я задумался, дабы образовать более четкую конструкцию из слов, — мне кажется, они нас не видят в своем призрачном состоянии. Скорей ощущают, как собаки запах.
— И мне тоже так показалось, — поддержал меня Михлан.
— Раз вы такие умные, может, сами сбегаете? — проворчал Мел, уверенным шагом отходя от нас.
— Тревога. Наступают. Численность два десятка, — послышалось со стены.
— По местам, — скомандовал я, надевая шлем и беря щит.
Заняли с Тихим свое место, нашел взглядом Михлана, ага — вот Мел прибежал.
На этот раз твари изменили тактику: прилетели через стену, почти плотным строем, и выпали разом нашу реальность. И сходу пошли рубиться, я едва успел прикрыться щитом. Дело дрянь, мы разрознены и стоим парами, а тут надо плотным строем. Не совсем эти древние монстры и тупые и закостенелые, как говорил Мел. Удар еще удар, все по щиту. Я почувствовал, как тварь навалилась на меня, давя не хуже кузнечного пресса, пришлось помогать второй рукой. Про ответный выпад и думать не приходилось. Во-первых, меч чересчур длинный, это не легионерский клинок. А во-вторых, давят так, что ни на секунду не отвлечься, рядом пыхтит Тихий. Наконец-то лучники очнулись и засвистели стрелы. Одна прошла настолько близко от моего шлема, что наклони я голову чуть правее, и валялся бы с пробитой шеей. Мне бы испугаться, но даже для этого нет времени.
Зарычал, упираясь изо всех сил. Нужно во что бы то ни стало передавить. И внезапно провалился вперед, как устоял на ногах, сам не пойму. Ящеры, не проломив сходу нашу оборону, перешли к любимой тактике — исчезнуть и ударить в спину. Развернувшись, махнул мечом, больше обозначить удар, чем с целью навредить врагу. Клинок просвистел мимо по воздуху, меня чуть развернуло, ящер же немедля ударил в ответ, делая ко мне под шаг. Вот и конец. Но его кривой клинок зацепился за вовремя подставленный Тихим щит. Ящера это не смутило, он увел клинок вниз и после резко дернул вверх. Скрежет и мой щит взмывает вверх, и металлический обод прилетел аккурат в нос. Боль ударила по нервам, в глазах поплыли круги, мир зашатался.
«Уроды, ненавижу», — хлестнула яростная мысль, и я, как учил сержант, нанес колющий удар. Клинок во что-то уперся, но я продолжил давить, ожидая ментального удара. Еще усилие, и падаю на землю, протыкая ящера. Он засипел, раздвоенный язык хлестнул по залитым кровью щекам. У зелья оказался еще один отличный эффект — мы стали глухи к ментальным атакам.
Я замер на долгую секунду. Затем поднялся, горя желанием убивать. Огляделся, нашел ближайшего врага, скомандовал:
— За мной.
Сколько продолжалась битва — трудно сказать. Когда усталость накатывает на тело, но ты все равно идешь вперёд. Когда враг мечется в хаотичной атаке. Когда в свете факелов все кажутся одинаковыми деревянными солдатиками. Время теряет всякий смысл. Помню, как мимо пронесли Михлана с распоротым животом, а я отстранено подумал: «С такими ранами не живут». И вновь пошел искать возможность схлестнуться с врагом.
Ноги гудели, колени подкашивались, я не падал только благодаря стене, что подпирала спину, шлема не было, как, впрочем, и щита. А в голову упорно лезла мысль: «Сержант меня на куски порвет за утерю имперского имущества».
Плотно утрамбованную землю, облитую чем-то вязким, заслонила тень. Я вскинул голову, не в надежде пойти в атаку, а чтобы принять смерть лицом к лицу. «Женщина, мужики в платках не ходят», — подсказало затуманенное сознание. Еще пару ударов сердца, и я распознал голос и даже отдельные слова. Но вот связать их вместе не получалось, щурился, силился понять, но все безрезультатно. Неожиданно тонкая рука скользнула к мечу, я взмахнул свободной, тыльная сторона ладони во что-то врезалась. И опять слова, да сколько можно говорить, оставьте меня в покое, дайте постоять вот так, опершись, хоть пару минут.