— Солерн! — лицо капитана было залито кровью из глубокого пореза на лбу. — Охраняйте королеву! Мы оттесним толпу, пока она не прорвалась внутрь. Если не удержим, — он схватил дознавателя за плечо и прошипел ему в ухо: — ход из Вдовьих покоев, внизу ждут лодки, они доставят вас в Анжеррас.

Дознаватель кивнул и обернулся к Греналю:

— Собрать агентов, оцепить это крыло и покои королевы! Вы! — он повернулся к мастеру, который вновь обрел привычный подавляющий ореол. — Сумеете отвлечь от нас толпу, если она прорвется к покоям?

— Если ведьма будет держаться на расстоянии — да, — отозвался Николетти.

— А больше вы ничего не можете сделать? — с затаенной надеждой спросил Греналь.

— Нет. Толпа слишком велика. Но, по-моему, у вас и так все отлично прошло, — хмыкнул старик. — Потомки такое не скоро забудут!

***

"Неплохое начало", — подумал Фонтанж. До покоев королевы донесся пушечный залп — видимо, Турвель открыл по толпе огонь картечью. Мария Ангелина вскрикнула, задрожала и залилась слезами — племянница регента не отличалась его силой духа. Дамы и камеристки захлопотали над ней с удвоенным усердием.

По пути в покои королевы Фонтанж успел взглянуть на Площадь Роз с внешней галереи дворца (с безопасного для мушкетной пули расстояния). Королевская гвардия теснила байольцев, и они отступали, оставляя за собой трупы. В воздухе реял пороховой дым, крики боли, страха и ярости смешивались с выстрелами, топотом и лязгом клинков.

Граф провернулся к Марии Ангелине, лежащей на кровати. Ему стоило определенных усилий называть ее королевой, потому что он, во-первых, помнил Екатерину, жену Генриха Льва, а во-вторых, не мог представить, чтобы в прежнюю королеву бросали камни, и никогда не видел ее плачущей.

— Ваше величество, — почтительно обратился к девушке граф. Она так съежилась, словно боялась, что он сейчас выбросит ее наружу, в руки горожан. — Угроза миновала, вы и его величество в полной безопасности.

Илёр де Ре громко фыркнула. Она сидела на полу, скрестив ноги, и укачивала венценосного младенца, который после некоторого количества оглушительных воплей наконец угомонился и заснул. Скорей всего, усыпила его колдовством — откуда ей знать, как обращаться с детьми? Все ведьмы были бесплодными и, наверное, потому такими полоумными.

— Нет, — сказал Солерн, — ничего не миновало. Все еще только начинается.

Глава Секрета Короля раздраженно вздохнул. Старший дознаватель ему никогда не нравился — его физиономия была просто вопиюще южанской, а Фонтанж не выносил южан: эти большие темные глаза, огромный нос, выпирающие скулы, произношение с мягким "э" вместо "е" и плебейскими шипящими! Граф терпел его только из-за чутья, как у собаки, и более-менее живого ума, хотя считал, что южане в целом не умнее тех же собак.

— Я не помню, чтобы вам разрешали высказывать свое мнение о текущей ситуации.

Солерн смерил его тяжелым взглядом, и Фонтанж вдруг подумал, что перед ним человек, привычный к дракам, недурно владеющий оружием и пользующийся авторитетом у кучки вооруженных до зубов агентов, которые оцепили покои королевы. А лояльность южан королям Далары всегда была более чем сомнительной…

— Мне не требуется ваше разрешение, — проронил Солерн. — Это и так очевидно. Их величеств следует вывезти из города.

Его левая рука лежала на эфесе шпаги, и Фонтанж нашел это вызывающе наглым. Но события уже потекли в нужное русло, так зачем им мешать? За пазухой приятно похрустывали две бумаги — экземпляр эдициума и письмо. Его доставку Фонтанж организовал тайно, со всеми предосторожностями и опытом, накопленным за двадцать лет в Секрете короля.

— Вешать Жильбера сегодня — не самый разумный поступок, — продолжал Солерн. — Горожане с каждой минутой теряют страх Божий, и если мы повесим того, кто для них герой и мученик, то камнями в окна дело не кончится.

О, как же граф был с ним согласен! Но лучше бы чертов дознаватель был туп, как пробка.

— Вы не вправе диктовать мне какие-либо решения, — надменно изрек Фонтанж, на всякий случай отступив на шажок. — Казнь Жильбера — необходимый нам акт устрашения.

Солерн наклонился к нему, презрев всякую почтительность, и процедил:

— Акты устрашения нужно было устраивать до того, как вы затолкали на престол амальского герцога! Думаете, Жильбер в единственном экземпляре? Страна кишит бунтовщиками и заговорщиками, и даже если мы убьем этого, остальные возьмутся за дело с удвоенным пылом!

— Как вы смеете вести со мной разговоры в таком тоне? Что вы о себе возомнили, и кто вам разрешил обсуждать со мной подобные вопросы?

В темных глазах дознавателя вспыхнул недобрый огонек, и сердце Фонтанжа слабо екнуло от опасения, что южанин почувствовал себя оскорбленным. А граф, хоть и не любил себе в этом признаваться, храбрецом не был.