— Ну, значит, эта выдержала. Я видел королеву, и она до сих пор…

Илёр шарахнулась от него и яростно взвыла:

— Кретин! Ну ты-то почему такой идиот, а?! Значит, это вообще не королева! Вам всунули фрейлину, которой якобы притворяется королева, и если б не эта стычка, из-за которой Николетти… да никто бы не догадался, пока…

— Пока что? — спросил Солерн; его сердце учащенно забилось. С какой стати регенту понадобился такой грубый подлог? зачем под видом королевы запирать в тюрьме ее фрейлину? Это же совершенно бессмысленно, разве что… разве что…

— Он хочет их вывезти, — глухо сказал Ги. Чертов амальский выродок! — Он намерен выбраться из города, пока люди штурмуют Бернарден, чтобы добраться до фальшивой королевы!

— Но им же кто-то должен сказать…

— Кто-то им скажет, не сомневайся, — процедил дознаватель. — И гораздо быстрее, чем мы успеем подготовиться к обороне.

***

Старик лежал на кровати, прикрыв рукой глаза, и Солерну стало совестно: в конце концов, мастер ведь не железный, да и возраст у него уже далек от того, когда пулевое ранение кажется царапиной.

— Как вы себя чувствуете?

— Не надо так понижать голос, я еще не умираю, — раздраженно сказал Николетти. — Что вам нужно?

— Я соберу в столовой всех агентов, гвардейцев и солдат. Нам нужно готовиться к штурму. Вы же слышите, что творится на площади?

— Радуйтесь тому, что вы уцелели. Те более, что вам и этой радости немного осталось, — старик приподнялся на локте и внимательно посмотрел на Ги. — Вы не сможете оборонять Бернарден силами ста тридцати не самых лучших вояк.

Ги неприятно кольнула точность, с которой ренолец определил их силы и положение.

— И что вы предлагаете? Вывесить трехцветный флаг на воротах и выбросить наружу королеву с младенцем?

— Идея неплоха, — заметил Николетти, — хотя несколько запоздала. Дайте мне карты.

— Какие?

— Все, какие найдете. Мне нужны чертежи и планы тюрьмы, окружающих кварталов, а еще… А, ну вот они, — мастер сел и притянул к себе со стола бумаги дель Фьеоре из архива Анжерраса. — Силой вы отсюда не вырветесь. Придется применить мозг.

— А если вы ничего не найдете?

— Тогда мы все умрем, — бодро отозвался старик. — Советую заранее огласить завещание.

Дознавателю эта идея не понравилась. Тем более, что завещать ему было нечего: все, что он зарабатывал, уходило на содержание всей семьи Солернов. Хотя бы они в безопасности в своем глухом углу в горах Юга… пока король Эстанты не двинет свои армии на Далару.

— Где девушка с ребенком?

— В камере неподалеку. Я зашел к вам по пути туда — хочу проверить, хорошо ли они себя чувствуют.

— Я держал себя в руках, — холодно сказал мастер. — За кого, черт возьми, вы меня принимаете? За неопытного сосунка или убийцу детей? Так это, кажется, ваша привилегия.

Ги сжал зубы. Именно от этого ему нестерпимо хотелось отмыться, словно это клеймо отпечаталось у него на лбу.

— Это не королева, — тяжело сказал Солерн. — И не король. Нас бросили толпе, как наживку, пока…

— Я знаю, — спокойно произнес Николетти. — Регент сказал, что на королеве — иллюзия, но ведьмины чары мгновенно рассеялись бы рядом со мной, когда я использовал ореол. Так что мы привезли сюда, полагаю, настоящую Алису фон Эйренбах и какого-то младенца.

— И вы говорите об этом так спокойно!

— У меня было время, чтобы смириться с этой мыслью. Впрочем, думаю, герцог не мог предположить, что мне придется применять свои способности. Он наверняка уверен, что иллюзия ведьмы продержится еще некоторое время, и мы будем пребывать в полном неведении.

— Скоро какой-нибудь провокатор крикнет в толпе, что в Бернарден привезли королеву, — угрюмо сказал Солерн. — И тогда нам всем конец.

— Жаль, что вы так плохо разглядели пророчество, — хмыкнул Николетти. — Уверен, что всю эту суету регент затеял именно из-за того, что там написано. Но, может, там была подсказка и для нас…

***

Солерн вошел в камеру фрейлины один. Алиса фон Эйренбах укачивала ребенка, напевая что-то на амальском, но при виде дознавателя вспыхнула от смущения, замолчала и поднялась, прижимая к себе младенца.

«Ей же и двадцати нет», — с горечью подумал Солерн. Совсем юная девушка — высокая, стройная, как и королева, с белокурыми волосами, которые казались почти белыми в полумраке. Глаза у нее были ярко-голубыми, а лицо чем-то напоминало нежные лики мадонн в ренольских церквях.

— Садитесь, — сказал дознаватель и опустился на стул напротив узницы. Ее камера была такой же, как у Николетти, и отличалась от обычных комнат только решетками на окнах. Девушка прикусила задрожавшую нижнюю губу и, помолчав, прошептала: