Освил наконец прервал его, объявив о раннем выезде с утра. Когда они поднимались по лестнице, он сказал Инглису:

— Вы все еще мой пленник. Все еще под арестом. И мы все еще возвращаемся в Истхом.

— О, да, — задумчиво сказал Инглис. — Теперь все очень хорошо. А если этого не будет, то будет что-то получше.

Со своей стороны, Освил предсказал метель с рассветом.

В самый темный час ночи Освилу приснился сон.

Глубокий, медленный голос, который, казалось, эхом отдавался на краю света, рассудительно произнес:

— Вы не опоздали. Хорошо, дитя. — После задумчивой паузы он добавил гораздо менее серьезным тоном: — Завтра снега не будет. Но не задерживайся на три дня.

Освил, попытавшийся сесть, проснулся с криком. Он не знал, кричал он от ужаса или радости, но это было громко.

Собаки взвыли, одеяла были отброшены, и голос Пенрика из тени позвал:

— Дез, свет, свет! — Затем он закричал в страхе: — Он сожжет мне глаза! — И ответил себе: — У тебя нет глаз. Я знаю, и с ними все в порядке. Или были бы, если бы здесь был хоть какой-то свет. Спасибо, — добавил он, когда на умывальнике сами собой вспыхнули две сальные свечи.

Освил, вцепившись в свои одеяла, задыхался:

— Он… Он…

— С вами все в порядке? — обеспокоенно спросил Пенрик. — Вы звучите, как лошадь с запалом.

— Ничего. Ничего, — выдавил Освил, пытаясь отдышаться. — Прошу прощения.

— Судя по реакции Дез, это было не "ничего". Теперь ты можешь выходить. Я думаю, что все кончено. — Он повернулся к Инглису, который сонно вернулся в спальный мешок и уговаривал Блада лечь рядом в качестве подушки: — Вы почувствовали что-нибудь только что?

— Нет… Я не думаю, что это предназначалось для меня. — Он обнял собаку, которая медленно расслабилась и снова положила голову на лапы. Арроу переступил через него и Пенрика на его раскладушке, провоцируя: "Ух ты, огромный зверь! Лапы прочь!", и вытянул свой влажный черный нос, чтобы с любопытством обнюхать Освила.

— Это был просто сон, — сказал Освил. — Может быть, может быть, небольшая галлюцинация. Это был долгий день. И долгая, странная погоня.

— Плохой сон?

Освил едва ли знал, за исключением того, что уголки его рта продолжали кривиться, непривычно и неохотно.

— Нет… Это было… другой вид страха. — Он добавил: — Как вы можете судить? Различить истинный голос от простого сна?

— Если вам нужно спросить, это был просто сон. Другой вариант бывает редко, но, хм, не так редко, как кажется. Мне сказали, что наши дневные умы слишком заняты собой, чтобы впускать Их. Ну, мой все время слишком полон. А ночью наши ворота иногда бывают приоткрыты, как раз достаточно.

Брови Освила поползли вниз.

— Это не сильно мне помогло.

— Что вам сказали?

Он не был смущен, точно. Но…

— Я бы предпочел не говорить. Это прозвучало бы слишком абсурдно.

Пенрик, приподнявшись на локте, задумчиво изучал его. Наконец он сказал:

— Немного бесплатных теологических советов. Не отрицайте богов. И они не откажут вам.

Когда Освил уставился на него, он продолжил:

— Имейте в виду, опасная привычка. Как только вы начнете впускать Их через эту первую щель, Они станут хуже мышей.

— Как вы можете так непочтительно говорить о богах? Вы, жрец со шнурами? — запротестовал Освил, совершенно сбитый с толку.

— Извините. Семинарская шутка, — Пенрик пожал плечами, наполовину извиняясь. — У нас их было сто штук. Очень нужно во время нагрузки. Один из моих учителей сказал: "Раз уж мы верим в богов, то имеет смысл верить и в то, что они знают разницу между юмором и богохульством".

— Насчет вашего бога я бы не был так уверен, — донесся голос Инглиса из его спального мешка.

— Ха! Ваш не лучше. Бог, чей урожай душ включает в себя всех, чьи последние слова были: "Эй, парни! Подержите мой эль и посмотрите на это!"… Семинарская шутка, — добавил он в сторону Освила, который вряд ли нуждался в пояснении.

Инглис хихикнул в свою собаку, а затем задумался:

— Это было бы еще забавнее, если бы это не было так верно.