— Добрый день, меня заинтересовала эта картина. Вы не знаете художника? — Хью был воплощением любезности.

Девушка покраснела и покачала головой, и подойдя к картине ближе прочла на табличке «Борис КазарИн» с ударением на последний слог.

— Нет, я не знаю его. Я тут недавно.

— А с кем я могу поговорить о творчестве этого художника?

— Ой, — смутилась собеседница, — наверное, с фрау Гольберг — директрисой выставочного центра. Её кабинет на втором этаже налево по коридору. Там увидите табличку.

Хью откланялся и двинулся на по лестнице. По пути он задержался, заметив ещё несколько портретов кисти Бориса Казарина, не таких больших полотен, но всё же, интересных. На одном была изображена пожилая женщина в нелепой шляпе с подсолнухами, картина называлась «Неизвестная», а на третьем был портрет маленькой девочки, обнимавшей щенков лабрадора. Лица малышки было не видно, только курносый носик, на голове был детский чепчик с кружевом, и вся картина была «очень кружевная» — платьице, завитки шерсти собак. Подпись под полотном «Друзья».

Детектив Барбер без труда нашел кабинет фрау Гольберг и постучал. У фрау Гольберг не было секретаря. Судя по всему, дела хозяйка галереи вела лично, поэтому поверхность её стола спряталась под стопками бумаг. Папки, конверты и разрозненные листки, кипы журналов и буклетов лежали на полках, на подоконнике и даже на полу в углу комнаты.

— Добрый день, фрау Гольберг, — детектив предъявил удостоверение журналиста «Юнге Вельт», — меня зовут Петер Петерс, запомнить легко.

— Добрый день, герр Петерс, чем могу служить? — фрау Гольберг выглядела усталой и озабоченной. Эта, несомненно, красивая женщина начала преждевременно стареть. На загорелом лбу виднелись длинные продольные морщины, а щёки и шея стали дряблыми. Светлый брючный костюм не скрадывал оплывающие формы. Фрау не скрывала, что ей не терпится избавиться от посетителя, который отрывает её от дел. Присесть Хью Барберу она также не предложила.

— Я командирован «Юнге Вельт» в Мюнхен для написания статьи о вашей выставке. Решено делать ежемесячные обзоры крупных культурных мероприятий.

— Странно, — удивилась фрау Гольберг, я буквально три дня назад говорила с выпускающим редактором Фрицем Циммерманом, и он ничего мне об этом не сказал.

— Возможно, фрау Гольберг, главный редактор не посвятил Фрица Циммермана в эту идею. — Хью старался выглядеть смущённым. — Видите ли, я работаю в газете немногим более года, мне ещё не доверяли таких ответственных поручений, и я сам сомневаюсь, что в полной мере оправдаю надежды начальства. Я им говорил, что лучше с этой задачей справился искусствовед, к которым вполне можно отнести господина Циммермана, учитывая его уровень образованности и энциклопедический ум, — Хью несло по волнам сладкой лжи, фрау Гольберг с кислым видом кивала ему, — но главный редактор сказал, что мыслит данный репортаж именно в ключе свежего и незамутнённого взгляда обывателя, коим я и являюсь, к моему прискорбию.

Фрау Гольдбкрг кивнула с высокомерным видом, а Хью смущенно покашлял.

— Одним словом, учитывая аудиторию нашей газеты, было решено, что искусствоведческий обзор — это не совсем то, что требуется. Я бы хотел не только рассказать о выставке как таковой и о современных тенденциях в мире изобразительного искусства, но и встретиться с художниками, их моделями и побеседовать с ними. Чтобы рассказать простому читателю, как рождается произведение искусства, что объединяет все представленные картины… — тут Хью запнулся, — и так далее.

— Я поняла вашу задачу, герр Петерс, — кивнула ему фрау Гольберг, — только вот я не знаю, чем могу вам помочь. — Я занимаюсь решением кадровых, финансовых и других управленческих вопросов. В силу этого я, в принципе, не могу дать вам нужной информации.

— Понимаете, вы могли бы содействовать мне, предоставив сведения о художниках выставки, я бы встретился с теми, кто открыт для общения… — начал было Хью Барбер.

— На выставке «Лица и лики» представлены работы восемнадцати художников, а в наших залах проходит одновременно пять выставок и планируется ещё две, а также ряд мероприятий, подготовкой занята именно я. И у меня совершенно нет времени, прошу меня понять. — фрау Гольберг красноречиво развела руками вокруг, показывая, как она завалена делами.

— Но я же не прошу сопровождать меня по выставке, организовывать встречи с мэтрами. — просительно улыбнулся Хью. — может, вы дадите мне контакты живописцев. А с ними я уж встречусь сам.

— Хорошо, — уступила фрау Гольберг, — я сейчас направлю вас к бухгалтеру, посмотрим, что можно вам помочь.

Хью понял, что для Фрица Циммермана эта стареющая дама расстаралась бы на славу, но он поблагодарил фрау Гольберг и направился далее по коридору в кабинет номер семнадцать.

Бухгалтер была также неблагосклонна, покопавшись в записях, она, сдвинув на лоб очки, сообщила, что может дать адреса только шести художников, назвав их фамилии. Среди них не было ни Бориса Казарина, ни Юджины Майер.

— А остальные художники? — спросил Хью, забирая список в папку.

— Вам мало? Вы же не энциклопедию писать станете, — фыркнула бухгалтер.

— Простите, но я видел в буклете потрясающий портрет работы Бориса Казарина, и посещение сегодняшней выставки также укрепило меня в мысли, что он один из самых значительных авторов, возле этого портрета больше всего посетителей. — упрямо сказал Хью.

— Что до Бориса Казарина, то тут я вам точно ничем не помогу, — фыркнула снова бухгалтер. Я с ним лично никогда не общалась, в галерею он не приходил, все дела он ведёт через своего представителя, так сказать — агента. Могу дать его телефон.