Теперь отец Василий сказал то же самое. Практически слово в слово…

В чем тогда разница? Чем отличаются Свет и Тьма, если их служители ради достижения своей цели пользуются одинаковыми методами? Где же справедливость, которую всего пять минут назад поминал верховный инквизитор? Или она существует только в умах тех, кому хочется оправдать свои поступки хотя бы в собственных глазах?..

Прежде чем торчавшие за спиной охранники успели вмешаться, я резко перегнулся через стол и заехал продолжавшему что-то бормотать инквизитору прямиком в челюсть… Красиво. Эффектно. И, главное, на душе сразу стало спокойнее.

Дураки. Им все-таки надо было нацепить на меня наручники. Можно сказать, сами нарвались.

Я медленно выпрямился и столь же медленно повернулся к остолбеневшей охране, напоказ потирая костяшки пальцев.

К чести инквизиторов, затмение у них длилось недолго. Первый охранник опомнился почти сразу. Выкрикнул что-то бессвязное и скакнул вперед, одновременно замахиваясь прикладом. Его даже бить не пришлось. Я просто шагнул в сторону, одновременно ногой под зад добавив ему разгону. Этого было достаточно, чтобы инквизитор запутался в собственных ногах и с грохотом прокатился по полу, напоследок с треском впечатавшись лбом в стену.

Я сокрушенно покачал головой.

Второй охранник действовал умнее. Сообразив, что в рукопашной ему ничего не светит, он, отскочив к дверям, уже терзал спусковой крючок. На лице застыла странная смесь удивления и испуга.

Да-а… Парень, судя по всему, в реальной драке никогда не был. Мне оставалось только вздохнуть и выбить автомат из его рук. С глухим бряцаньем оружие упало на пол.

— Прежде чем стрелять, сначала сними с предохранителя, дубина.

— А-ага… — Инквизитор лихорадочно кивнул, продолжая пятиться. Впрочем, отступать ему особо было некуда — до стены оставалось не более полуметра. — П-понял…

Презрительно хмыкнув, я повернулся к столу и, подняв опрокинутый стул, сел. Сложил руки перед собой так, чтобы их было видно. Кинжал все еще лежал на столе. Чтобы взять его, достаточно протянуть руку. Но я не стал. Просто взглянул на то, как мягко ощупывают воздух и тянутся ко мне, видимо ощущая нечто родственное, расплескиваемые им щупальца тьмы, и отвернулся.

За спиной возился сбитый с ног инквизитор, пытаясь встать. Потом сухо щелкнул затвор — второй охранник набрался смелости и подобрал выбитый мной автомат.

Я не стал оборачиваться, хотя и чувствовал, как черный зрачок автоматного дула смотрит мне прямо в спину. Ощущение не из приятных. Томительное ожидание… Выстрелит или нет? И успеет ли недовольно бормочущий в ухо инстинкт предупредить меня вовремя, чтобы я успел увернуться. Ох вряд ли…

Одно утешает: если инквизиторы действительно хотят использовать меня как оружие против тьмы, то они не станут стрелять. Побоятся испортить ценный инструмент…

— Убери оружие. — Голос отца Василия прозвучал неожиданно глухо. Возможно, потому, что, говоря, он одновременно потирал челюсть.

Я зацепился взглядом за украшавший его щеку кровоподтек и позволил себе слабую улыбку. Нет, все-таки справедливость существует.

— Убери, я сказал! И помоги подняться этому дураку. — Повернувшись ко мне, верховный инквизитор некоторое время молча изучал мою усмешку. Потом с отчетливо прослушивающимися в голосе недоуменными интонациями спросил: — Ну и чего ты этим добился?

— Не знаю. — Я безразлично пожал плечами, — Наверное, душевного спокойствия.

— Споко-о-ойствия, — медленно протянул инквизитор, будто пробуя это слово на вкус. — Будет тебе спокойствие. — И, повернувшись к растерянно топтавшимся чуть в стороне охранникам, буркнул: — В камеру его.

Между лопаток сердито ткнулся ствол автомата. Я даже через рубашку чувствовал источаемый им холодок. Готов спорить, у парня руки чешутся нажать на спуск.

— Пошел. Ну!..

Я молча шагнул в коридор.

Что ж, наверное, можно сказать, что разговор сложился. В прошлый раз было хуже. Сегодня, по крайней мере, удалось обойтись без убийств.

Утро уже полностью вступило в свои права, но в воздухе все еще чувствуется ленивая тишина уходящей ночи. Ранние лучи солнца неспешно перебираются с крыши на крышу, сверкают оконными стеклами, отвоевывают у отступающих теней все новые и новые территории. Вот они касаются моего лица, и я сначала отшатываюсь, но потом просто прикрываю глаза, чтобы их не обожгло ослепительным утренним сиянием.

Вздыхаю и встаю на ноги. Сидеть на старых выщербленных ступенях приятно, но время уходит. А мне еще нужно завершить одно, последнее дельце. Поправляю куртку, чувствуя в кармане успокаивающую тяжесть пистолета. На ощупь вытаскиваю обойму, проверяю и возвращаю ее на место.

Повернувшись спиной к разгорающемуся утру, я иду по тротуару. На меня никто не обращает внимания. Большинство жителей города все еще спят, а те редкие прохожие, которых я встречаю, полностью поглощены собственными делами. Им я не интересен.