– Варя, ты меня, конечно, прости, но работник из тебя в последнее время не очень, – сказал мне шеф, когда я попыталась отпроситься домой пораньше.

С момента ухода Гуляева миновало два дня. Первый, вчерашний, я провела в какой-то безумной ажитации. Вскочила ни свет, ни заря, наскоро выпила кофе и помчалась на работу, где и провела время до часа ночи. Трудилась я администратором в баре «Чёрный кит». Он был стилизован под английский паб и пользовался у жителей нашего района бешеной популярностью. Но моя должность позволяла мне оставить дела на девочек-официанток и уйти, скажем, пораньше. Или немного опоздать. «Чёрный кит» жил своей жизнью и сам, я лишь направляла его плавание, когда в этом была необходимость. Например, устраивались вечеринки или спортивные трансляции значимых мероприятий.

– Я знаю, Дмитрий Борисович… И обещаю исправиться. У меня просто сейчас в личной жизни… шторм.

Шеф вздохнул и покачал головой. Мужик он был, в целом, неплохой и сговорчивый, но порой показывал, кто в доме хозяин.

– Ладно, иди. Но завтра с утра как штык! – добавил он и я благодарно кивнула и поплелась домой.

Потому что состояния нервного подъёма, которое сама себе придумала, мне хватило ровно на сутки. И сегодня я, к своему ужасу, превратилась в кисель.

Я знала причину этого – в первую очередь поняла, что я с какой-то маниакальностью жду звонка Макса. Он не может просто так взять и исчезнуть! Это просто немыслимо! Я заходила в нашу переписку, я ждала… А когда видела, что Гуляев был в сети каких-то пару минут назад, сердце у меня колотилось, как бешеное… Возникали идиотские идеи – взять липовую страницу и «случайно» ему написать… Хоть как-то соприкоснуться с мужем. Получить от него хоть каплю внимания… Словно кость, брошенную голодной собаке. Конечно, я знала – это всё глупость. Он там, с другой… он ложится с ней в одну постель, нянчит сына, играет с ним… Садится за ужин с новой семьей и забыл о том, что вообще у него есть законная жена…

– О, Варь… А ты сегодня рано, – растерянно сказал Глеб, когда я открыла дверь в квартиру и наткнулась взглядом на его спину.

Тут же поняла: Макс приехал с другом, чтобы, видимо, забрать оставшиеся вещи. Это ужаснуло и лишило кислорода. Это заставило меня опять испытать чувство, как будто я вновь прохожу через свою маленькую личную смерть.

– Привет, – поздоровалась сдавленно. – Да, не очень хорошо себя чувствую. Макс тоже здесь? – спросила, снимая кроссовки, а сама уже знала: да, Гуляев тут, рядом…

Что же ты делаешь, глупое сердце, раз так отчаянно колотишься о рёбра?

– Здесь, угу, – буркнул Глеб, которому наверняка было не по себе. – Я к машине пойду, скажи ему, что буду ждать внизу.

Только сейчас я заметила, что неподалёку стоят две собранных сумки. Одна незнакомая, которую Гуляев, видимо, принёс с собой. А вторая наша. С ней мы обычно ездили за город, потому что она вмещала ровно столько вещей, сколько было нужно.

Забрав сумки, Глеб ушёл, а я какое-то время постояла с отчаянно колотящимся сердцем, а потом сорвалась с места и промчалась в сторону комнаты.

Макс стоял у распахнутого шкафа, где у нас на одной из полок хранились документы, и перебирал их. Увидев меня, отложил в сторону свой военный билет, повернулся ко мне и на лице его появилось выражение удивления, смешанного с недовольством.

Я отбросила прочь всё то, что можно было обозвать остатками попранной гордости. Я шагнула к Максиму, обняла его, вцепилась обеими руками, чтобы только хоть отчасти заглушить, залатать, заделать наскоро ту дыру, которая была в районе сердца. Зашептала сбивчиво, отчаянно ругая себя за то, что говорю и делаю:

– Макс… Мы ещё всё можем исправить… слышишь? Ещё всё может быть иначе…

Я прижималась к мужу, слушала его размеренно бьющееся сердце и в этот момент была хоть немного живой. А он напрягся, закаменел всем телом и снова со всей жесткостью палача обрушил на меня слова:

– Не унижайся так, Варь. Не нужно.

Если бы Гуляев взял плеть и изо всех сил стеганул меня ею по спине, даже тогда мне не было бы так больно, как сейчас. Не унижайся… Он так и сказал – не унижайся.

Мягко отстранив меня, Макс продолжил заниматься своими делами, пока я стояла, не в силах сделать даже вдоха. Из глубин души поднимался крик – громкий, надрывный, страшный. Я слышала его, хоть с губ моих не срывалось ни звука. Слышала и глохла от самой себя, потому что воспринимать реальность наживую было убийственно.

– Я бы дождался тебя в любом случае, – сказал муж, когда я сделала шаг в сторону кровати и потерянно опустилась на ее край. – Нам нужно обсудить развод.

Есть ли предел у тех ядовитых чувств, которые растекаются по моим венам и циркулируют в теле вместо крови? И если да – когда же наконец я его достигну?

Положив в третью, набитую до отказа, сумку еще какие-то вещи, что я видела мутно, как через пелену, Макс подошел и присел рядом. Я сделала рваный судорожный вдох, когда пружины под его весом просели. Гуляев сцепил руки перед собой в замок и продолжил:

– У нас раздел имущества, так что будем разводиться через суд. Квартиру делим пополам, за машину я могу дать тебе компенсацию.

Это был не мой Макс, а какой-то чужой, совершенно незнакомый мне человек. Самое страшное, я осознавала, что как ни буду биться, в какие истерики ни стану впадать в попытке достучаться до него – все тщетно. Он решил все вопросы, если, конечно, они у него еще имелись по отношению к самому себе. Он готов покончить со мной и нашей жизнью навсегда.

А я, как тот человек, который все опускается и опускается на дно и никак не может нащупать твердую почву под ногами, сидела и жаждала наконец почувствовать под ступнями то, от чего мне можно будет оттолкнуться и плыть на поверхность. Там спасительный глоток кислорода, там я смогу жить…