Шрифт:
Тут мой взгляд вновь упал на гобелен и я поинтересовался:
— А это у вас тут что?
— Это… — Селестина, задумчиво посмотрела на сцену битвы, затем ответила, — лет шестьсот назад, вроде, напали какие-то нелюди на летающих лодках. Владели мощными магическими амулетами. Они им не помогли, конечно. Лодки сбили, остальных добили на земле. Кстати, ваши имперские магистры постарались. Собственно, с тех пор наши страны и являются союзниками.
— Ух ты, — удивился я, — а в имперских учебниках истории ни строчки.
— Да, с Мёртвых земель временами какая только пакость не лезла, — поморщилась Селестина, — про каждых писать никакой бумаги не хватит.
— А ты думаешь, они оттуда пришли?
— А откуда ещё?
Действительно, когда под боком такая терра инкогнита, всё на неё списывать будешь. Хотя, на мой взгляд, это было не что иное, как нападение инопланетян с применением лучевого оружия.
— Слушай, а эти их магические амулеты не сохранились?
— Сохранились, — кивнула женщина, — только они не работают. Во дворце даже где-то пару штук было.
— Дашь поизучать? — тут же поклянчил я.
— Если хочешь, — пожала плечами женщина, — дам команду, найдут и принесут.
— Ну и отлично, — потёр я руки.
— А пока, — внезапно подошла ко мне графиня-адмирал, так близко, что между нами едва ли можно было просунуть ладонь, — ты покажешь мне другое.
Я сглотнул, глядя в её холодные глаза, хрипло уточнил:
— Что покажу?
Губы женщины приоткрылись. Она облизнула их кончиком языка, неторопливо и возбуждающе.
— Твой меч, — произнесла она с придыханием, — который тебе вручил наш бог.
— А, это, — несколько разочарованно произнёс я, — он там, в карете лежит.
— Ты оставил божественный артефакт валятся в багаже?!
— А что ему будет?
— Дурак, какой же дурак! — почти оттолкнув меня, Селестина бегом бросилась к дверям.
— Что сразу дурак, — обиделся я, волей-неволей спеша вслед за ней, — он же железный.
Глава 12
Моя сумка, с бронёй и мечом, находилась среди прочих вещей позади кареты, порывшись там, под нетерпеливым взглядом Селестины, я, наконец, вытянул баул из самой середины, раскрыл и достал завернутое в рогожу оружие.
— Всё на месте, — улыбнулся я ей, разворачивая ткань, — ничего не пропало.
Увидев увеличенный в пять раз кинжал, с огромной гардой и массивным лезвием, графиня-адмирала благоговейно прошептала:
— Какой большой!
— Не ты первая это говоришь, — самодовольно ответил я.
— Да, божественный меч ни с чем не спутать. Разреши.
Она протянула руки и я, без лишних раздумий, вручил ей его, спокойно наблюдая, как она осторожно принимает оружие на раскрытые ладони.
— Лёгкий! — удивилась она, — а по виду, так вообще неподъемный должен был быть.
— Сама сказала, божественный, — хитро прищурился я.
— Точно, — она кивнула признавая мою правоту, — а какое у него имя?
— Имя? — я замялся, вспоминая свой, как мне тогда казалось, оригинальный ответ легатам, — ну, как бы, Гладиолус.
И вновь она посмотрела на меня как на дурачка.
— Уму непостижимо, — помотала графиня-адмирал головой, — назвать меч цветочком. Правду говорят, маги странные. А почему ты вообще его здесь оставил? Побоялся, что во дворец с ним не пустят?
— Да нет, — почесал я затылок, — просто оставил. Я бы, если бы ты не попросила, его бы даже не брал с собой. Я вообще думал его на стенку повесить у себя, ну как сувенир. И табличку памятную.
— О боги, — пробормотала ошарашенно Селестина, выпучившись на меня, — всё, Вольдемар, ничего больше не говори, а то я просто с ума сойду.
Схватившись ладонью за лоб, забегала туда-сюда, бормоча:
— Божественный меч, на стенку, сувенир…
Тут она остановилась и, повернувшись ко мне, с отчаянием произнесла:
— Ты разве не понимаешь, что такое бывает раз в несколько сотен лет, чтобы Воин одарил оружием!
— Он мне ещё и амброзии налил, — похвастался я, кивнув, — целую кружку выпил.
Пару минут она молча смотрела на меня, затем упавшим голосом произнесла:
— Ты не врешь.
— А зачем? — пожал я плечами, — мы с ним нормально общий язык нашли, он даже, по моей просьбе, моего хорошего товарища, — магистра, своей ладонью отметил.
Эту информацию она переваривала ещё дольше. Честно сказать, на женщину было больно смотреть, настолько сильно было её отчаяние проглядывающее сквозь маску бесстрастности.